Диакон Андрей Кураев

Буддизм и христианство (Часть 4)

людьми. Святоотеческая заповедь дает образ

подобного разделения: 'Люби грешника и ненавидь грех'.

Итак, важно за 'делами' заметить самого человека. Если признать, что

в человеке существует личность -- это не так уж сложно. Но если

по-теософски утверждать, что личности в человеке нет, а есть лишь

сцепление кармических обстоятельств, то за вычетом этих

'обстоятельств', от человека не остается уже ничего.

Для теософии человек есть лишь комбинация некоторых случайно или

закономерно сложившихся характеристик, и каждая из тех компонент, что

составляют наличную психическую жизнь человека, будет действовать

сама по себе, пока не приведет к следующему результату, к следующей

реинкарнационной мозаике. Оккультизм всюду видит лишь некую Единую

Энергию, безличную и даже не знающую и не рефлектирующую себя. Частные

же сознания -- это не более чем случайные всплески на ее поверхности.

Непонятно, однако, как эту космологию можно сочетать с декларациями об

'этике', 'творчестве' и 'ответственности' человека. Откуда же в

человеке, который есть не более чем сочетание прежних событий, может

взяться та независимость от былого, которая может позволить ему самому

сотворить свое не-кармическое будущее? Что во мне или в мире может

сделать меня столь независимым от моего прошлого, чтобы не оно, а я

сам смог создать и избрать свое будущее? Как может творить человек,

если 'карма творит свое' (Беспредельное, 463)?

По утверждению еще одной современной продавщицы 'карма-колы', 'что

происходит с нами сейчас, не зависит от нас, что же касается нашего

будущего, то оно исключительно в наших руках' [901]. Но в том-то и

дело, что только сейчас, только в моем настоящем я могу создать свое

будущее. Будущее творится не в будущем, а в настоящем. А если все, что

в настоящем окружает меня, и все, что наполняет меня, мои мысли и мои

желания 'не зависят от нас', то тогда не я творю мое будущее, а

прошлое создает свою вечность.

Это как раз тот взгляд на мир и на человека, с которым христианство

вполне сознательно вступило в борьбу. Если есть судьба, если 'карма

творит свое' -- то мы марионетки. Тогда 'напрасно после этого и

доискиваться мне, что за странное животное я представляю -- я, жребий

коего необходимость, который от судьбы наделен желаниями, однакоже

возбуждаемыми какой-то чуждой мне силой' (Климент Александрийский.

Строматы, II, 3). Христианство выступило в защиту свободы человека. Но

этика человеческой свободы может быть обоснована только

антропологически. Чтобы обосновать способность человека самому, а не

под тиранией прошлого, из коего исходят все его части, создавать свое

будущее, должно признать, что в человеке есть личность. Есть та

надвременная и над мирная целостность его сознания, которая обладает

способностью к свободному самоопределению. Но раз теософия видит в

человеке лишь 'комплекс сочетаний' -- то и не может она заметить того,

что делает меня свободным от кармического прошлого и от универсума.

Когда Е. Рерих не занимается морализаторством, она высказывает ясное

понимание сути проповедуемой ею системы. 'Не легко человеку принять

истину о его зависимости. Ведь ту цепь существований не прервать, не

выделить себя, не приостановить течение. Как один поток Вселенная!'

(Беспредельное, 193). 'Предопределение есть следствие заложенной

причины' [902]. Закон кармы можно назвать 'слепым в силу его

неизменности, непоколебимости, когда он действует космически

непреложно. Закон кармы становится разумным в действиях человека с

пробужденным разумом' [903]. Последнее, кстати, очень близко сердцу

советского человека, воспитанному на диамате: 'свобода -- это

осознанная необходимость'.

Клизовский же это описывает еще прямее: признав, что 'Закон Кармы, или

закон причин и следствий, есть то, что в обычном понимании значится

как судьба или рок', он утешает тем, что карму можно изучить и увидеть

в ней 'порядок, к которому можно приспособиться' [904]. В самом деле,

если человек изучил распорядок лагеря и научился жить строго по режиму

-- вот он уже и свободен.