Рудольф Штайнер

Очерк теории познания Гетевского мировоззрения

людей не было бы недостатка участия, если бы

только рассматриваемая область науки действительно шла рука об руку со всем

культурным развитием и если бы представители ее стали в какое-либо отношение

к великим вопросам, волнующим человечество.

При этом всегда необходимо помнить, что никогда не может быть речи о

том, чтобы сначала искусственно создать какую-нибудь духовную потребность, а

единственно лишь о том, чтобы нащупать существующую и удовлетворить ее. Не

возбуждение вопросов составляет задачу науки, а тщательное наблюдение

последних, когда они ставятся человеческой природой и соответствующей

ступенью культуры и их разрешения. Современные философы ставят себе задачи,

которые вовсе не вытекают естественным образом из нашей ступени культуры, и

разрешение которых поэтому никем не требуется. Те же вопросы, которые наша

культура должна себе ставить благодаря той высоте, на которую она была

поднята нашими классиками, эти вопросы наука обходит. Таким образом, мы

имеем науку, которой никто не ищет, и научную потребность, которая никем не

удовлетворяется.

Наша центральная наука, та наука, которая должна нам разрешать

настоящие мировые загадки, не должна занимать исключительного положения по

отношению ко всем другим отраслям духовной жизни. Она должна искать свои

источники там, где их нашли последние. Она должна не разбирать только

взгляды наших классиков; она должна также искать у них зачатки для своего

развития; по ней должно проходить то же веяние, как и по остальной нашей

культуре. Такова лежащая в природе вещей необходимость. Ей обязан своим

существованием также и факт упомянутого выше обмена мыслей современных

исследователей с классиками. Он не доказывает, однако, ничего иного, кроме

лишь смутно чувствуемой невозможности просто пойти мимо убеждений этих

гениев. Но он в то же время доказывает, что к действительному дальнейшему

развитию их воззрений никто вовсе и не приступал. За это говорит тот способ,

как подходил к Лессингу, к Гердеру, а Гете и к Шиллеру. При всех

достоинствах многих относящихся сюда произведений необходимо все-таки

заметить, что почти все высказанное о научных трудах Гете и Шиллера не

вытекает органически из воззрений, а становится в ним лишь в косвенное

отношение. Это подтверждается всего лучше тем фактом, что самые

противоположные научные направления усматривали в Гете тот ум, который

'предугадал' их взгляды. Миросозерцания, не имеющие между собой ничего

общего, ссылаются по видимости с одинаковым правом на Гете, когда чувствуют

потребность признания своей точки зрения вершинами человечества. Нельзя

представить себе более резкой противоположности, как учения Гегеля и

Шопенгауэра. Последний называет Гегеля шарлатаном, а его философию пустым

словесным хламом, чистой бессмыслицей, варварским набором слов. У обоих,

собственно, нет ничего общего, кроме безграничного уважения к Гете и веры в

то, что об был сторонником их мировоззрения.

Не иначе обстоит дело и с новейшими научными направлениями. Геккель,

который с железной последовательностью и гениально отстроил дарвинизм и

который мы должны признать самым выдающимся последователем английского

исследователя, видит в воззрении Гете прообраз своего собственного. Другой

современный естествоиспытатель, Йессен, пишет о теории Дарвина следующее:

'Шум, произведенный среди некоторых специалистов и многих профанов этой

неоднократно уже излагавшейся и столько же часто опровергавшейся

основательным исследованием, а теперь множество мнимых доводов подкрепленной

теорией, доказывает, как мало народы, к сожалению, умеют еще ценить и

понимать результаты естественнонаучного исследования'. О Гете тот же ученый

говорит, что он 'поднялся к обширным исследованиям как безжизненной, так и

живой природы' (K.F.W.Jessen 'Botanik der Gegenwart and Vorzei'), найдя

'посредством вдумчивого, глубокого наблюдения природы основной закон всего

развития растений'. Каждый из этих ученых приводит прямо-таки