Вадим ПАНОВ

ТАГАНСКИЙ ПЕРЕКРЕСТОК

— Мы потеряли троих: Исмаила...
     — Не продолжай, — приказал Абдулла помощнику. — И так все понятно.
     Он откинулся на спинку огромного кресла и замер, невидяще глядя перед собой. Только пальцы левой руки нервно ерзали по гладкой столешнице.
     — Перстень?
     Голос прозвучал очень глухо.
     Помощник отрицательно качнул головой. И вышел из кабинета, подчиняясь повелительному жесту Казибекова.
     И снова тишина, нарушенная лишь однажды — Юсуф закурил сигарету.
     — Придется согласиться с условиями Мустафы, — тихо произнес Ахмед. — Надо уходить, пока сообщество может защитить нас.
     — Судьба Заремы все еще неизвестна, — проворчал Юсуф. — Если джинн вне игры, у нас есть шанс.
     Абдулла внимательно посмотрел на младшего. Кивнул:
     — Согласен.
     Ахмед удивленно оглядел братьев:
     — Вы серьезно?
     — Казибековых никто и никогда не мог обвинить в трусости, — тоном, не допускающим возражений, произнес Абдулла. — Время у нас есть — сообщество ждет до девяти вечера. Мы поедем к Мустафе и отомстим за отца.
     Юсуф согласно покивал. Но промолчал. Раздавил в пепельнице окурок и еще раз кивнул. Другого выхода младший не видел.
     — Мы можем уйти, — напомнил Ахмед.
     — Все, что мы можем, — это принять правильное решение. — Абдулла улыбнулся. — Поверь, брат, иначе нельзя. Ты это знаешь. Просто сейчас ты немного растерян.
     Ахмед думал недолго, секунд десять, а потом громко расхохотался и с силой ударил кулаком по столу:
     — Да!
    
* * *
    
     Всё произошло в ванной. Зарема сама предложила Димке освежиться, смыть грязь трудного дня, почувствовать себя человеком. В большой комнате — ванная у Казибекова занимала примерно такую же площадь, как вся квартира Орешкина, — девушка показала, где взять полотенце, халат, шампунь, включила воду, без ее помощи Димка не справился бы с огромным, напоминающим небольшой бассейн корытом, а потом неожиданно прижалась к мужчине и тихонько вздохнула. Орешкин наклонился и поцеловал её черные, пахнущие травами волосы. А потом нежно погладил девушку по щеке и поцеловал в губы. Крепко поцеловал. Деталей он не помнил. Как они остались без одежды, как Зарема распустила волосы, как оказались они среди бурлящей воды... Помнил лишь невыносимую сладость и нежность женщины. Помнил ее глаза и губы. Помнил стон и тонкие руки, царапающие плечи. Помнил, как маленькая девушка замерла в его объятиях, словно пытаясь спрятаться от всех.
     Помнил.
     А что еще нужно помнить?
    
     Позже, когда они лежали на огромной кровати и пили вино, Зарема вдруг сказала: — У тебя давно не было женщины.
     Сказала не с целью посмеяться, просто констатировала факт.
     — Заметно? — улыбнулся Орешкин.
     — Да.
     — Зато теперь у меня есть ты.
     — Есть, — эхом отозвалась девушка. — И мне с тобой хорошо.
     «Она чувствует боль, значит...»
     — Как и любая другая женщина, я получаю удовольствие не от каждого мужчины, — продолжила Зарема. — Нежность — моя единственная отдушина в этом мире. Но ее мало. Гораздо чаще меня просто трахали, а не занимались любовью.
     — Почему?
     — Я — джинн. Я сильнее. Мои унижения — плата за вашу слабость. Однажды хозяин отдал меня сотне своих телохранителей...
     — Замолчи!
     — На три дня...