Вадим ПАНОВ

ТАГАНСКИЙ ПЕРЕКРЕСТОК

получились, я чуть глаза не сломал, их просматривая».
     Орешкин снова закурил. Говорить или не говорить? С одной стороны, глупо вот так с ходу выкладывать на стол все козыри. С другой — он сам попросил консультацию, так зачем же теперь скрывать факты?
     «Есть знак под камнем или в камне — я не разобрался. Его видно, только когда свет падает на перстень под особым углом».
     «Что за знак?»
     «Шестиугольная звезда».
     «Печать Соломона?!»
     «Типа того»
     «Обалдеть!»
     «Что это значит?»
     На этот раз fOff не удержался от эффектной паузы.
     «Ты читал «Тысяча и одна ночь»?»
     «Да».
     «Тогда ты должен помнить, чем запечатывали сосуды с джиннами».
    
* * *
    
     Излагать Казибековым ультиматум Батоева отправился Павел Розгин. В этом заключалась его задача: поговорить с одной стороной, затем со второй, если придется — вернуться к Мустафе и передать ответ Абдуллы. Уважаемые люди не хотели войны. Уважаемые люди хотели помочь Казибекову и Батоеву поговорить между собой, и никто, кроме Розгина, не смог бы организовать челночные переговоры.
     — Абдулла, ты понимаешь, что я говорю словами Мустафы? Ничего от себя.
     — Павел, я знаю правила, — кивнул Казибеков. — Говори.
     Адвокат тяжело вздохнул, всем своим видом показывая, как трудно ему доставлять дурную новость в дружественный дом, и начал:
     — Он не хочет больше крови, не хочет войны. Семья должна покинуть Москву в течение трех дней. На ваши вложения за границей он не претендует. Ваш бизнес здесь он покупает. Вот перечень собственности, которую он желает приобрести, цены указаны.
     Абдулла даже не взглянул на оказавшуюся на столе тоненькую папку, не сводил глаз с Розгина.
     — Если условия будут приняты, Мустафа клянется, что не тронет никого больше. И готов отвечать за эти слова перед всем сообществом.
     — А что они? — глухо осведомился Казибеков.
     Адвокат помолчал.
     — Никто не понимает, что происходит, из-за чего возникли трения. Мустафа говорит, что вы решили изменить условия, по которым передали ему свой старый бизнес, и затребовали большую долю. Уверяет, что защищался. В этом случае к нему нет претензий. Если ты докажешь, что это не так, — и тебе никто слова не скажет.
     — Слова против слов.
     — Вы оба серьезные люди, вам верят. Ты можешь убедить людей поддержать тебя.
     — И Мустафа может.
     Розгин потер пальцами переносицу:
     — Люди не хотят войны. Никто не хочет.
     — Мустафа начал стрелять! — бросил Абдулла.
     — Это все помнят. Но надо понять — почему?
     Казибеков скривился, резко поднялся, повернулся к адвокату спиной и спросил:
     — Сколько у меня времени?
     — Советую определиться до утра. А вообще люди хотят, чтобы завтра вечером что-нибудь решилось. Если потребуется, они готовы встречаться и говорить.
     — Я понял. Спасибо, Павел. Уходи.
    
     — Это грабеж, — тихо сказал Юсуф, бросая папку на стол. — За такие деньги бизнес не продают. Насмешка! Мы потеряем миллионы!
     Абдулла тяжело посмотрел на младшего брата и повернулся к Ахмеду, третьему сыну Ибрагима.
     — Что скажешь?
     Тот мрачно потер подбородок: