Вадим ПАНОВ

ТАГАНСКИЙ ПЕРЕКРЕСТОК

все более и более дерзко, активно теснили Колыванова с давно занятых позиций, и жизнь Володи стала походить на затянувшийся триллер. Жену Колыванов в подробности не посвящал, ограждал от проблем, но Ольга видела, что у него неприятности.
     — Я с Галкой сегодня в «Мир садовода» ездила! Цветов набрала кучу, траву для газона. А то у нас на даче как-то нерадостно.
     — Цветы? Правильно. Только грядок никаких не надо.
     — Грядок не будет, — пообещала Ольга. — Зато представь: прямо возле дома розы растут, хризантемы, лилии...
     — Представляю, — кивнул Колыванов. — Я это, после ужина поработаю в кабинете, лады? Надо кое-что просчитать.
     — Договорились. — Ольга прижалась щекой к шоке мужа. — Вовка, у нас все в порядке?
     — У нас все будет в порядке, — уточнил он. — Все будет хорошо.
     — А ты не обидишься?
     — На что?
     — Я еще кое-что купила. Пойдем. — Она увлекла мужа на кухню и с гордостью показала на подоконник: — Смотри!
     Володя уставился на деревце.
     — Не нравится?
     Колыванов не ответил. И Ольга неожиданно увидела, что взгляд Володи стал куда более внимательным и сосредоточенным, чем во время разговора за столом. Колыванов не просто смотрел на деревце, а разглядывал его — знакомился. Таким взглядом смотрят на человека.
     — Бонсай, — произнес наконец Володя.
     — Называется «Сердце Самурая».
     — Красивое название, — кивнул после паузы муж. — И, кажется, правильное.
     — Только не спрашивай, сколько он стоит, — попыталась пошутить Ольга.
     — Неважно, — отрывисто ответил Колыванов. — Ты правильно сделала, что принесла его домой.
     — Ты же не любишь комнатные растения, — улыбнулась Ольга. — Я думала...
     — Он мне нравится, — тихо сказал Володя. — Он настоящий.
     Ей показалось, или ветви действительно чуть склонились, словно завершая церемонию представления? Наверное, показалось: форточка приоткрылась, легкий ветерок заставил шевелиться листья.
     Что и создало эффект поклона...
    
     Так в доме Володи и Ольги поселился зеленый самурай. Молчаливый. Знающий себе цену. Неброский.
     Надежный.
     И в то же время — трогательный. Его окно выходило на южную сторону, и, когда весеннее солнце начинало припекать, деревце приходило в движение. Листья приподнимались, тянулись вверх, навстречу теплу и свету, крона становилась похожей на распушенную ветром копну сена и вызывала непроизвольную улыбку. Бонсай же, казалось, улыбался в ответ. Ближе к вечеру он успокаивался, как будто готовящийся ко сну человек, ночью затихал, а утром все начиналось сначала.
     И кухня, бывшая до тех пор простым хозяйственным помещением — Ольга и Володя предпочитали обедать и ужинать в гостиной, — преобразилась. Она стала уютнее, домашнее, в ней хотелось задержаться, посидеть, помолчать, подумать. Ольга попросила Володю переставить стол к окну и частенько пила кофе или кормила сына, то и дело поглядывая на стоящее на подоконнике деревце, наслаждаясь ощущением покоя. Тем редким ощущением, что появляется, когда рядом с тобой друг.
     А самое удивительное, что маленький Мишка, дотянувшийся однажды до деревца, не попытался, как это принято у детей, оторвать лист, а только погладил бонсай. Погладил — и весело засмеялся, словно ощутив ответное прикосновение.
    
     — Что скажешь, Олег?
     — Все плохо.
     — Черт бы побрал твою честность.