Вадим ПАНОВ

ТАГАНСКИЙ ПЕРЕКРЕСТОК

непрекращающимся кошмаром. После Ибрагим остыл, утолил голод, а когда обрел могущество и начал играть с судьбами других, изменил отношение к Зареме. В последние годы и вовсе называл девушку «дочкой».
     Но память о первой встрече остается навсегда.
     — Ты ведь знаешь, что я могу превратить твою жизнь в ад, — улыбнулся Мустафа. — А могу — в рай. Всё зависит от меня.
     — Пока я этого не знаю, — спокойно ответила Зарема.
     Батоев осекся.
     «Я угадала!!»
     — Ты трахаешь меня, но берешь силой. Не приказываешь. — Девушка выдержала паузу. — Почему?
     Муставфа помрачнел:
     — Не забывайся.
     — У тебя нет перстня!
     — Я его найду! — хрипло бросил Батоев.
     — Старик тебя обманул! Ты его убил, но не получил перстень!
     Зарема звонко рассмеялась. Получила удар по губам, но продолжала смеяться, в упор глядя на злящегося Мустафу. Да и удар оказался не сильным, Батоев отчего-то не хотел делать девушке больно. Ударил, чтобы замолчала.
     — Прекрати! — В маленьких глазках Мустафы сверкнуло бешенство. — Заткнись!!
     Девушка поняла, что пора остановиться. Пусть Батоев и не имеет над ней полной власти, но сейчас она в его руках, и у Мустафы есть тысяча способов сделать ее существование невыносимым. Зарема перестала смеяться, но продолжила разговор издевательским тоном:
     — Что ты теперь собираешься делать, убийца своего дяди?
     — Трахать тебя я могу и без перстня, — угрюмо ответил Батоев.
     — Но разве ты этого добивался? Тебе нужна вся власть, так?
     Мустафа медленно допил вино, поставил бокал на тумбочку, чему-то улыбнулся, глядя на закрывающую окно тяжелую штору, почесал живот и тихо, но ОЧЕНЬ уверенно произнес:
     — Все равно, Зарема, все будет так, как я решил. Я добьюсь своего. Меня не остановить.
     Улыбка сползла с лица девушки. Если до сих пор она не воспринимала Батоева всерьез, старалась уколоть, ужалить, даже унизить, если получится, то теперь поняла: перед ней Наполеон. Было в негромком голосе Мустафы столько силы, что старый Ибрагим, не убей его племянник, удавился бы от зависти.
     А потом Зарема представила, что он может сделать, и ей стало страшно.
     — Если ты продолжишь мне дерзить, тебя будут трахать все мои солдаты. И сейчас, и потом. Всегда. Ты станешь их подстилкой. Они будут плевать тебе в лицо и...
     — Не надо. Пожалуйста, не надо.
     Батоев кивнул:
     — Хорошо, что мы начали понимать друг друга. — Снова почесал живот. — Ты меня обидела, Зарема. Постарайся загладить свою вину.
     Девушка все поняла, тихонько вздохнула и послушно отбросила в сторону простыню.
    
     — Надеюсь, новости действительно стоят моего беспокойства, — пробурчал Мустафа, открывая дверь кабинета. — Что случилось?
     Хасан дождался, пока хозяин усядется в глубокое кресло, чиркнул зажигалкой, помогая Батоеву раскурить сигарету, и с тихой радостью поведал:
     — Есть след! Менты нашли свидетеля!
     Глаза Мустафы сверкнули.
     — Говори.
     — Отправляясь на работу, один из жителей домов встретил незнакомого мужчину. Обратил внимание, потому что двор глухой и чужие там бывают крайне редко. Нам повезло: свидетель оказался бывшим гэбистом, а сейчас работает в охранном агентстве, так что мужика он описал досконально.
     Батоев выхватил из рук помощника лист бумаги, нетерпеливо пробежал взглядом по строчкам: «...тридцать — тридцать пять