Густав Майринк

Ангел западного окна

уже катилось дальше… Темп княгиня держать умела:

— Чудесно! Проведем два часа в оазисе любви, наслаждаясь зрелищем счастливых влюбленных! Что может быть прекрасней! Благодарю вас, мой друг, за этот королевский подарок. У нас получится восхитительная прогулка.

Следующий час промелькнул как во сне.

У ворот урчало авто… Я открыл дверцу — электрический разряд прошел по моему телу: за рулем сидел… Джон Роджер! Ну конечно же, не Джон Роджер. Что за чепуха! Я имею в виду того самого слугу, который запомнился мне из за своего роста и европейского типа лица, так выделявших его на фоне остальных азиатских каналий. Вполне естественно, что княгиня именно его выбрала в шоферы. Не сажать же за руль калмыка!

Спустя мгновение мы остановились у дверей моего дома. Не успел я достать ключ, как Яна уже открыла. К моему изумлению, она нисколько не удивилась, когда я посвятил её в наши планы: прокатиться всем вместе на противоположный берег реки к развалинам замка. Невозмутимо поблагодарила и поразительно быстро собралась.

Так началась та памятная поездка в Эльзбетштейн.

С первых же секунд, едва мы с Яной сели в лимузин, я понял, что встреча этих двух женщин представлялась мне совсем в ином свете. Что касается княгини, то здесь я как будто не ошибся: оживленна, любезна, как всегда с лёгкой насмешкой в голосе, но Яна… Она была отнюдь не скованна, как я опасался, и вовсе не производила впечатления человека растерянного и смущенного внезапностью ситуации и блестящим соседством княгини. Напротив, она приветствовала Асайю Шотокалунгину с корректной, даже несколько холодноватой любезностью, при этом глаза её сияли какой то странной весёлостью. А её сдержанная благодарность за приглашение, обращенная к княгине, прозвучала так, словно она принимала вызов.

Особенно поразил меня смех княгини: никогда раньше я не слышал в нем этой нервически тревожной нотки. Судя по тем судорожным движениям, какими она куталась в шаль, её слегка лихорадило.

И тут же моё внимание переключилось на шофёра и на ту скорость, с которой он повёл — машину, едва мы оставили за собой более или менее оживленные улицы предместья. Это уже скорее напоминало не езду, а планирующий полет — плавный, бесшумный, практически лишенный каких либо толчков, что было просто невероятно на далеком от совершенства шоссе. Я скосил глаза на спидометр: стрелка плясала на отметке «140» и ползла дальше… Княгиня, казалось, не замечала этого, во всяком случае не делала попыток как то повлиять на сидевший за рулем труп. Я перевел взгляд на Яну: она с ледяным спокойствием бесстрастно созерцала проносившийся мимо ландшафт. Её рука покоилась в моей неподвижно и расслабленно — очевидно, и Яну ни в малой степени не волновала сумасшедшая скорость нашего авто.

Вскоре стрелка скользнула за отметку «150»… Тогда и на меня сошло какое то отрешенное безразличие к внешним чувственным характеристикам нашей поездки: с сабельным свистом проносились мимо деревья аллей, с калейдоскопической быстротой, в какой то головокружительной пляске, похожие на марионеток, судорожно мелькали отдельные пешеходы, повозки и панически сигналившие нам вслед грузовики.

Постепенно я ушёл в себя, пытаясь восстановить в памяти события последних часов. Передо мной сидела княгиня, вперив надменный неподвижный взгляд вперёд, в ленту дороги, которая с бешеной скоростью летела под колеса лимузина. На её лице застыло выражение пантеры, с хищным кровожадным упорством преследующей свою жертву. Гибкая, грациозная, с лоснящейся чёрной шерстью… нагая… Невольно зажмуриваю глаза, даже протираю их — напрасный труд: перед моим внутренним взором по прежнему она — нагая Исаис, вестида тайного оргиастического культа, провозвестница немыслимых любовных экстазов, путь к которым пролегает через непостижимую, раскаленную добела ненависть… И вновь меня захлёстывает неистовое желание вцепиться в горло этой демонической женщине кошке и наслаждаться оргией ненависти, ненависти, ненависти и… вожделения, жадно сжимая руками предсмертные конвульсии, затухающие уже в моих собственных мускулах… И вновь липкий холодный страх, от которого мертвеют мои нервы, словно кобра, завороженная дудочкой факира, медленно поднимает свою мерзкую плоскую головку над чёрным колодцем моей души, и я посылаю молитву за молитвой туда, к… Яне, словно не сидит она рука об руку со мной в этом пожирающем пространство механическом чудовище, а, отторгнутая от меня, царит в запредельных высотах, по ту сторону звезд, подобно богине… подобно матери в недосягаемом небе…