Карлос Кастанеда

Второе кольцо силы (Часть 2)

связанна со смертью Соледад.

Я сказал ей в очень сильных выражениях, что то, что она

говорит, вызывает отвращение и ужасает меня. Она

согласилась, что я прав. Она подтвердила, что одно время и

сама так считала, что эта конкретная установка магов - самая

мерзкая вещь, какую можно вообразить. Она взглянула на меня

сияющими глазами. В ее усмешке было что-то коварное.

- Нагваль сказал мне, что ты понимаешь все, но не

хочешь ничего делать в соответствии с этим, - сказала она

мягким голосом.

Я начал спорить снова. Я сказал ей, что то, что Нагваль

сказал обо мне, не имеет никакого отношения к моему

отвращению к той частной установке, которую мы обсуждаем. Я

объяснил, что люблю детей, что я очень глубоко чту их и

очень глубоко сочувствую их беспомощности в окружающем их

устрашающем мире. Я не мог помыслить о причинении вреда ни в

каком смысле, ни по какой причине.

- Это правило придумал не Нагваль, - сказала она. - это

правило создано не человеком, а где-то там, вовне.

Я защищался, говоря, что я не сержусь на нее или

Нагваля, но что я спорю вообще, потому что не могу

постигнуть смысл всего этого.

- Смысл в том, что нам нужно все наше острие, вся наша

сила, вся полнота, чтобы войти в тот мир, - сказала она. - я

была религиозной женщиной. Я могу рассказать тебе, что я

обычно повторяла, не зная, что я подразумеваю. Я хотела,

чтобы моя душа вошла в царствие небесное. Я все еще хочу

этого, несмотря на то, что я нахожусь на другом пути. Мир

Нагваля и есть царствие небесное.

Я из принципиальных соображений возразил против

религиозного акцента ее утверждений. Я был приучен доном

Хуаном никогда не рассуждать на эту тему. Она очень спокойно

объяснила, что не видит никакой разницы в том, что касается

образа жизни между нами и истинными монахинями и

священниками. Она указала, что они те только являются, как

правило, полными, но они еще никогда не ослабляют себя

половыми актами.

- Нагваль сказал, что в этом заключается причина,

почему они никогда не будут искоренены, независимо от того,

кто пытается искоренить их, - сказала она. - те, кто стоят

за ними, всегда пустые, они не имеют такого мужества, как

истинные монахини и священники. Я полюбила Нагваля за то, что

он говорил это. Я всегда буду восхищаться монахинями и

священниками. Мы похожи. Мы отказались от мира и тем не

менее, мы находимся в гуще него. Священники и монахини

сделались бы великими летающими магами, если бы кто-нибудь

сказал им, что они могут сделать это.

Мне пришло на ум восхищение моего отца и деда перед

мексиканской революцией. Они больше всего восхищались

попыткой искоренить духовенство. Мой отец унаследовал это

восхищение от своего отца, я унаследовал его от них обоих.

Это было своего рода членство, которое мы имели. Одной из

первых вещей, которые дон Хуан подорвал в моей личности, было

это членство.

Я однажды сказал дону Хуану, словно провозглашая свое

собственное мнение, нечто такое, что я слышал всю жизнь, - а

именно, что излюбленной уловкой церкви было держать нас в

невежестве. Дон Хуан сделал очень серьезное выражение лица.

Было так, словно мое заявление затронуло глубокую струнку в

его душе. Я немедленно подумал о веках эксплуатации, которой

подвергались индейцы.

- Эти грязные ублюдки, - сказал он. - они держали меня

в невежестве, да и тебя тоже.

Я сразу уловил его иронию, и мы оба рассмеялись. Я в

действительности никогда не исследовал это положение. Я не

верил в него, но мне нечего было делать, кроме как принять

его. Я рассказал дону Хуану о своем дедушке и о своем отце и

об их либеральных взглядах на религию.

- Не имеет значения, что кто-либо говорит или делает, -

сказал он. - ты сам должен быть безупречным человеком. Битва

происходит прямо здесь, в этой груди.

Он мягко постучал по моей груди.

- Если бы твой дедушка и отец попытались быть

безупречными воинами, - продолжал дон Хуан, - у них не было

бы времени на пустяковые битвы. Нам требуется все наше время

и вся наша энергия, чтобы победить идиотизм в себе. Это и

есть то, что имеет значение. Остальное не имеет никакой

важности. Ничто из того, что твой дед и отец говорили о

церкви, не дало им благополучия. С другой стороны, если быть