Неизвестный

Титул

только за то, чтобы тот не забывал своего родного языка, жил по укладу предков или сохранял их устную и рукодельную культуру, как это происходит с саамами в Норвегии. Что у норвежцев деньги лишние? Или у Норвегии сразу же возникнут неприятности, когда последний саам ассимилирует в норвежца? Или гены кричат каждому норвежцу - "Без саамов домой не возвращайся!"? Нет - Добро проникло в национальный вопрос и поставило задачу сохранения каждого народа в его первозданном виде. А раньше таким же добром считалось, например, отуречить черкесов, эмигрировавших в Турцию по договору с Россией, онемечить лужичан, завоеванных Пруссией, обиранить армян-беженцев, окитаить непальцев, обританить индийцев, обангличанить ирландцев, онорвежить исландцев, и, совсем еще недавно, оболгарить турков. Непосредственной целью войны, вслед за экономической, раньше была именно ассимиляционная для тех народов, которые вместе с завоеванными землями попадут под власть завоевателя. А теперь и "права войны" нет (если территорию завоюешь, то тебя заставят ее вернуть, как, например, это было у Ирака с Кувейтом) и насильственную ассимиляцию в виде запрещения национальных фамилий, языка и культуры, также никто уже не позволит совместными усилиями мирового сообщества. Так что, цели нравственности делают цели войны все более расплывчатыми. Нравственность постепенно изменяет даже войну.

Война - тема беспредельная, и надо от нее уходить. Например, в защиту животных, которая сегодня также все больше и больше получает побед в судах. Это откуда? Чем дальше время цивилизации, тем дальше человек от животного! Это раньше от здоровья коровы могла зависеть жизнь целой крестьянской семьи, а от наличия лошади - все ли выживут этой зимой на запасах посеянного хлеба? А сейчас-то - что до животных? Они где-то, а мы где-то. Однако только сейчас появилась эта мысль - к животным надо относиться с таким же неукоснительным добром, как и к людям. Опять Добра в мире стало больше.

Проникая в историю просто навскид, абсолютно без плана, мы постоянно встречаемся с примерами, которые просто поражают нас той дистанцией пути, которую прошла нравственность в своем содержании. Например, законы Ликурга в Спарте, которые по его же настоянию не записывались на бумаге, ибо предполагалось, что законы могут действовать только тогда, когда они вписаны в сердце граждан, так вот эти законы просуществовали неизменными двести лет! А как только спартанцы начали эти законы модернизировать, Спарта пала. Но дело не в этой мистике,