Доннер Флоринда

Жизнь в сновидении

Я оставлю тебя позади, если ты не будешь начеку.

- Я и так уже далеко позади, - произнесла я обиженным голосом. - С тех пор как ты не помог мне найти этих женщин, я обречена оставаться позади.

- Но это действительно не самый неотложный вопрос, - сказал он. - Ты все еще не приняла решения - вот в чем проблема.

Он поднял брови, как будто ждал, что я снова вспылю.

- Я не понимаю, что ты имеешь в виду. Что именно я должна решить?

- Ты не решила, присоединиться ли к миру магов. Ты стоишь на пороге, заглядываешь внутрь, наблюдая за тем, что же случится. Ты ожидаешь какой-то практической пользы, которая бы сделала этот мир заслуживающим твоего времени.

Слова протеста поднимались во мне. Но еще раньше, чем я позволила выплеснуться своему глубокому возмущению, он сказал, что у меня сложилось ошибочное впечатление, что переезд в новую квартиру и то, что я отказалась от старого образа жизни, - это на самом деле перемены.

- А что же это тогда? - саркастически спросила я.

- Ты ничего не оставила позади, кроме своих вещей, - произнес он, не обращая внимания на мой тон. - Для некоторых людей это гигантский шаг. Для тебя - это ничто. Ты не связана имуществом.

- Да, это так, - согласилась я, а потом стала настаивать, что что бы он ни думал по этому поводу, я приняла решение вступить в мир магов уже давно. - Как ты думаешь, почему я сижу здесь, если я еще не вступила в этот мир?

- Конечно же ты вступила - телом, но не духом. Сейчас ты ждешь чего-то вроде карты, какого-то поддерживающего плана, чтобы принять окончательное решение. А пока ты будешь продолжать приспосабливаться к нему. Главная твоя проблема в том, что ты хочешь убедиться, что у мира магов есть что тебе предложить.

- А разве нет? - воскликнула я.

Исидоро Балтасар повернулся и с восторгом взглянул на меня.

- Да, у него есть нечто такое, что он может предложить. Это свобода. Однако нет никакой гарантии, что в достижении ее ты добьешься успеха. То же можно сказать и о любом из нас.

Я кивнула задумчиво, а потом спросила, что же нужно сделать, чтобы убедить его, что я согласна вступить в мир магов.

- Тебе не надо убеждать меня. Ты должна убедить дух. Ты должна закрыть дверь за собой.

- Какую дверь?

- Ту, которую ты все еще держишь открытой. Дверь, которая позволит выйти в случае, если тебе что-либо не понравится или не удовлетворит твои ожидания.

- Уж не считаешь ли ты, что я могу уйти?

Он посмотрел на меня с таинственным выражением, потом пожал плечами и голосом, который был ближе к шепоту, сказал:

- Это между тобой и духом.

- Но если ты сам веришь, что...

- Я не верю ни во что, - коротко оборвал он. - Ты пришла в этот мир тем же путем, что и любой другой. Это не есть действие какого-нибудь конкретного лица. И не будет чьим-либо действием, если ты или кто-нибудь другой решит покинуть его.

Я сконфуженно посмотрела на него:

- Но, конечно, ты попытаешься меня убедить... если я... - я запнулась.

Он тряхнул головой, прежде чем я закончила говорить.

- Я не стану убеждать тебя или кого-то другого. Не будет никакой силы в твоем решении, если тебя нужно поддерживать всякий раз, когда ты споткнешься или засомневаешься.

- Но кто поможет мне? - спросила я в растерянности.

- Я. Я твой слуга. - Он улыбнулся, но не цинично, а застенчиво и мило. - Но прежде всего я служу духу. Разница в том, чтобы быть не рабом, но слугой духа. Рабы не имеют выбора, у слуг он есть. Их выбор - служить безупречно.

- Моя помощь не в счет, - продолжал он.-Яне могу убедить тебя, и конечно же ты не можешь убедить меня или мир магов. Главная предпосылка этого мира: не делается ничего такого, что может быть расценено как полезное; разрешаются только стратегические действия. Именно этому учил меня нагваль Хуан Матус, и это способ, которым я живу: маг практикует то, что проповедует. И еще: ничего не делается в практических целях. Когда ты станешь понимать и практиковать все это, ты закроешь за собой дверь.

Между нами установилось долгое неподвижное молчание. Я крутилась на своей кровати. Мысли вертелись у меня в голове. Возможно, никто из магов не поверит мне, но я действительно изменилась, это изменение было почти незаметным вначале. Я обратила на него внимание, потому что оно произошло с наиболее сложной вещью, с которой сталкиваются почти все женщины: ревностью и потребностью все знать.

Мои приступы ревности были притворными, - не всегда осознанные, они были все-таки чем-то вроде позы. Что-то во мне требовало, чтобы я ревновала ко всем другим женщинам в жизни Исидоро Балтасара. Но одновременно