Дэн Браун

Код да Винчи (Часть 1)

Ничего не получается. С чисто математической точки зрения, они выбраны наугад. Криптографическая бессмыслица.

— Однако, они являются частью последовательности Фибоначчи. Это не может быть простым совпадением.

— Да, это — не случайное совпадение. Используя последовательность Фибоначчи, дед, как бы, подавал мне сигнал. Впрочем, и остальное тоже служило сигналом: то, что послание было написано поанглийски; расположение тела, копирующее мой любимый рисунок; пятиконечная звезда. Всё — ради того, чтобы привлечь моё внимание.

— А что именно говорит вам пентакл?

— Ах да, я не успела вам сказать. Пятиконечная звезда ещё в детстве была для меня с дедом особым символом. Мы играли в карты таро, и моя указующая карта всегда оказывалась из набора пентаклов. Уверена, дед мне подыгрывал, но, с тех пор, пентакл имел для нас особый смысл.

Лэнгдон удивился. Они играли в таро? Эта средневековая карточная игра была наполнена такой потайной еретической символикой, что Лэнгдон посвятил ей отдельную главу в своей новой рукописи.

Игры в двадцать две карты назывались «Женщинапапа», «Императрица» и «Звезда».

Изначально карты таро были придуманы, как средство тайного распространения мировоззрений, чуждых Церкви и запрещённых ею. Теперь мистические свойства карт использовались, в основном, гадалками.

Указующий набор в картах таро использовался для обозначения божественной сути женского начала, подумал Лэнгдон. И всё опять сводится к пятиконечной звезде.

Они добрались до пожарного выхода, и Софи осторожно приоткрыла дверь на лестничную площадку. Сигнализация на этот раз не включилась. Лишь внешние двери музея были снабжены сигнализацией.

Они с Лэнгдоном начали спускаться по узким пролётам, с каждым шагом прибавляя скорость.

— Ваш дед, — сказал Лэнгдон, едва поспевая за Софи, — когда он говорил вам о пятиконечной звезде, то, случайно, не упоминал о поклонении богине или о какихлибо запретах Католической церкви?

Софи покачала головой:

— Меня куда больше интересовало другое. Математика «божественных пропорций», число PHI, всякие там последовательности Фибоначчи и так далее.

Лэнгдон удивился:

— Ваш дедушка объяснял вам, что такое число PHI?

— Да, конечно. Так называемая «божественная пропорция». — На лице её возникла улыбка. — Он даже шутил... говорил, что я полубожественное создание, ну, изза букв в моем имени.

Лэнгдон не сразу понял, но, затем, до него дошло. Он даже тихонько застонал.

Да, конечно же! Софи 29!..

Продолжая спускаться вниз, он сосредоточился на этом PHI. И начал понимать, что подсказки Соньера носят более последовательный характер, чем могло показаться сначала.

Да Винчи... последовательность Фибоначчи... пентакл...

Неким непостижимым образом их связывала одна из самых фундаментальных концепций в истории искусств, рассмотрению которой он, Лэнгдон, даже посвящал несколько лекций на своём курсе.

PHI.

Мысленно он перенёсся в Гарвард, увидел себя перед аудиторией. Вот он поворачивается к доске, где мелом выведена тема «Символизм в искусстве». И пишет под ней своё любимое число:

1, 618

А затем, оборачивается и ловит любопытные взгляды студентов.

— Кто скажет мне, что это за число?

Сидящий в последнем ряду длинноногий математик Стетнер поднимает руку.

— Это число PHI. — Произносит он его, как «фии».

— Молодец, Стетнер, — говорит Лэнгдон. — Итак, прошу познакомиться, число PHI.

— И не следует путать его с «пи», — с ухмылкой добавляет Стетнер. — Как говорят у нас, математиков, буква «Н» делает его гораздо круче!

Лэнгдон смеётся, но, похоже, никто другой не оценил шутки. Стетнер опускается на скамью.

— Число PHI, — продолжает Лэнгдон, — равное одной целой шестистам восемнадцати тысячным, является самым важным и значимым числом в изобразительном искусстве. Кто скажет мне — почему?

Стетнер и тут не упускает случая пошутить:

— Потому, что оно такое красивое, да? Аудитория разражается смехом.

— Как ни странно, — говорит Лэнгдон, — но Стетнер снова прав. Число PHI, по всеобщему мнению, признано самым красивым во вселенной.

Смех стихает, Стетнер явно торжествует.