Дэн Браун

Код да Винчи (Часть 1)

была на месте и мерцала. Фаш с трудом поборол желание пойти и проверить, что там делает Лэнгдон.

Вообщето, в идеале, объекту слежки лучше предоставлять максимум свободы в передвижениях, это усыпляет подозрения. Лэнгдон должен вернуться по собственной воле. Однако, прошло уже десять минут.

Слишком долго.

— Есть шанс, что он обнаружил слежку? — спросил Фаш. Колле покачал головой:

— Вряд ли. В туалете наблюдаются небольшие перемещения, так что прибор всё ещё при нём. Может, ему плохо? Если бы он нашёл маячок, то выбросил бы его и попытался бежать.

Фаш взглянул на наручные часы:

— Что ж, прекрасно. Тогда, подождём.

Но, похоже, сомнения продолжали терзать его. Весь вечер Колле чувствовал, что капитан както особенно напряжён, а это было для него нетипично.

Обычно сосредоточенный и сдержанный, Фаш проявлял сегодня излишнюю эмоциональность, точно это дело имело для него какоето особое личное значение.

И неудивительно, подумал Колле. Фашу позарез нужно арестовать подозреваемого.

Совсем недавно кабинет министров и средства массовой информации открыто критиковали агрессивную тактику Фаша, его постоянные столкновения с посольствами ряда иностранных государств, огромные перерасходы его ведомства на новые технологии.

Сегодня произведённый с помощью этих самых высоких технологий арест американца мог бы надолго заткнуть рот всем этим критикам.

И это помогло бы Фашу ещё несколько лет спокойно заниматься своей работой, а потом, с почётом уйти и получить пенсию, весьма и весьма высокую.

А она ему, ой как нужна, эта пенсия, подумал Колле.

Судя по слухам, несколько лет назад Фаш вложил все свои сбережения в какуюто компанию по развитию новых технологий и потерял всё, до последней рубашки. А Фаш из тех, кто носит только самые лучшие рубашки.

Ничего, время у них ещё есть. Правда, несколько помешало незапланированное вторжение Невё, но это — мелочи. Сейчас она ушла, и Фаш ещё не разыграл свою главную карту. Ещё не сообщил Лэнгдону о том, что его имя красовалось на полу рядом с телом жертвы.

P S. Найти Роберта Лэнгдона.

Можно только представить, какая реакция будет у американца, когда ему продемонстрируют эту улику.

— Капитан! — позвал Фаша один из агентов. — Думаю, вам следует ответить на этот звонок. — Он держал в руке телефонную трубку, и лицо у него было встревоженное.

— Кто это? — спросил Фаш.

Агент нахмурился:

— Директор отдела криптографии.

— И что?..

— Это касается Софи Невё, сэр. Чтото с ней не так.

Глава 15

Пора. Сайлас вышел из чёрной «ауди», ночной бриз раздувал его просторную сутану. Дует ветер перемен.

Он знал, что предстоящее задание потребует от него не столько силы, сколько ловкости и ума, а потому оставил автоматический пистолет в машине. Тринадцатизарядный «хеклерикох» предоставил ему Учитель.

Смертоносному оружию не место в доме Господнем.

В этот поздний час на площади перед церковью было безлюдно, лишь пара тинейджеров в дальнем её конце демонстрировала перед машинами с припозднившимися туристами свой товар — сувениры из керамики.

Созерцание хрупких фигур юноши и девушки вызвало у Сайласа хорошо знакомое томление плоти. Но порыв был тут же подавлен: одно неловкое движение — и подвязка с шипами больно врезалась в бедре. Желание тут же пропало.

Вот уже на протяжении десяти лет Сайлас отказывал себе в плотских наслаждениях, даже онанизмом не занимался. Таков был закон «Пути».

Он знал, что пожертвовал многим ради «Опус Деи», но был уверен, что получит взамен гораздо больше. Бремя воздержания нести не так уж и тяжело.

Он даже посвоему радовался воздержанию: это менее суровое испытание, по сравнению с нищетой, в которой он жил, и с сексуальными домогательствами, от которых страдал в тюрьме.

Впервые вернувшись во Францию после ареста и тюремного заключения в Андорре, Сайлас чувствовал, что родная земля испытывает его, пробуждает в душе самые жестокие воспоминания.

Ты родился заново, напомнил он себе. Сегодня служение Господу требовало совершить грех, убийство, но это было жертвой во славу того же Господа, и Сайлас знал, что ему за это воздастся.

Мера веры твоей — это мера боли, которую ты можешь вынести, так говорил ему Учитель.

Что такое боль, Сайлас знал хорошо и стремился доказать Учителю, что ему всё нипочем, если поступками его движет высшая сила.

— Hago la obra de Dios28,