Флоринда Доннер

Жизнь-в-сновидении (Часть 2)

на одну конкретную цель -- обучающий

и доставляющий наслаждение процесс мышления. Потрясающее

предложение! Я никогда не рассматривала процесс мышления в

таких или каких-то других понятиях. И хотя я не питала

отвращения к колледжу, -- конечно же, я никогда не думала об

учебе как об особо приятном занятии. Это было просто то, что я

должна делать, обычно второпях и с минимально возможными

усилиями.

Я не могла не согласиться с тем, на что в довольно резкой

форме указывали мне Флоринда и ее друзья в первое время, когда

мы встретились: целью моих посещений университета было не

получение знаний, а желание хорошо проводить время. Мои

неплохие оценки были скорее делом случая и моего умения

говорить, а не результатом занятий. У меня была прекрасная

память. Я знала, как рассказывать и как убеждать других.

Когда у меня прошло первое замешательство от признания и

принятия того факта, что мои интеллектуальные претензии были

лишь притворством, что я не знаю, как мыслить, за исключением

самого поверхностного способа, я испытала облегчение. У меня

созрела готовность отдать себя под опеку магов и придерживаться

плана обучения, предложенного Исидоро Балтасаром. Но к моему

глубочайшему разочарованию, такой план отсутствовал.

Единственное, на чем он настаивал, было требование прекратить

изучение и чтение на улице. Он верил, что процесс мышления

носит характер личного, почти тайного ритуала и невозможен вне

дома, на виду у публики. Он сравнивал процесс мышления с

дрожжевым тестом. Оба могут развиваться лишь внутри помещения.

-- Лучше всего о чем-либо думать, конечно же, в постели,

-- сказал он мне однажды. Растянувшись на своей кровати, он

положил голову на несколько подушек, закинул правую ногу на

левую, так что лодыжка оперлась на поднятое колено левой ноги.

Я много не думала над этой нелепой позой для чтения, но

пробовала ее всякий раз, когда бывала одна. С книгой,

опирающейся на грудь, я обычно погружалась в глубочайший сон.

Остро ощущая свою склонность к бессоннице, я больше радовалась

сну, чем знаниям.

Однако временами, как раз перед моментом отключения

сознания, у меня возникало ощущение, как если бы руки совершали

круговые движения вокруг моей головы, очень легко надавливая на

виски. Мои глаза автоматически пробегали открытую страницу,

прежде чем я успевала сообразить это, и просматривали целые

параграфы статей. Слова выплясывали перед моими глазами до тех

пор, пока целые группы их значений не озаряли мой мозг как

откровение.

Стремясь воспользоваться открывшейся новой возможностью, я

продвигалась вперед, как будто подстегиваемая каким-то

безжалостным надсмотрщиком. Однако бывало, что такое развитие

разума и метода доводило меня до физического и умственного

изнеможения. В то время я спрашивала Исидоро Балтасара об

интуитивном знании, о внезапном интуитивном прозрении и

понимании, о том, что маги считали необходимым развивать прежде

всего.

Он всегда говорил мне о бессмысленности только

интуитивного знания. Озарения интуиции нужно перевести в

какую-то ясную мысль, иначе они бесполезны. Он сравнивал

озарения интуиции с наблюдением за непонятным явлением. В обоих

случаях исчезновение образа происходит так же быстро, как и его

появление. Если не происходит постоянного усиления образа, то

сомнение и забвение берут верх, ибо разум поставлен в условия

испытания практикой и воспринимает лишь то, что может быть

подтверждено и рассчитано.

Он объяснял, что маги -- это люди знания, а не разума. По

существу, они на шаг опережают интеллектуалов Запада,

предполагающих, что реальность, часто отождествляемая с

истиной, познаваема посредством разума. Маг утверждает, что

познаваемое нами посредством разума является мыслительным

процессом, но только с помощью понимания нашего тотального

бытия на его наиболее тонком и сложном уровне мы сможем стереть

границы, которыми разум определяет реальность.

Исидоро Балтасар объяснял мне, что маги культивируют

тотальность своего бытия. Другими словами, маги совершенно не

делают различия между нашей рациональной и интуитивной

стороной. Они используют обе для достижения области сознания,

называемой ими безмолвное знание, которое лежит вне языка и вне

мышления.