Стивен Кинг

Колдун и кристалл Темная Башня – 4

у нее по щекам.

— Ты хочешь сказать, что В в волк… пес м м мэра, проник в примерочную и сжевал мое платье для… — Закончить фразу она не смогла. Смех не позволил.

— Да, — ответила Мария. В смехе Сюзан она не находила ничего необычного. Она вообще мало чему удивлялась, чем и нравилась Сюзан. — Но его то винить нельзя, собака следует естественным инстинктам, если ее никто не останавливает. Это служанки первого этажа… — У нее перехватило дыхание. — Я надеюсь, мамик, ты не скажешь об этом мэру или Кимбе Раймеру?

— Мария, что ты несешь? За кого ты меня принимаешь?

— Нет, мамик, я тебя очень ценю и люблю, но лучше подстраховаться. Вот что я хочу сказать. В жаркие дни служанки иногда перекусывают в примерочной. Она находится в тени сторожевой башни, это самая прохладная комната в доме, прохладнее даже зала приемов.

— Я помню. — Она представила себя за ленчем в изжеванном Волком платье и вновь захихикала. — Продолжай.

— Добавить больше нечего, мамик. — По тону Марии чувствовалось, что остальное она полагает слишком уж очевидным. — После себя служанки оставляют крошки. Я полагаю. Волк их учуял, а на этот раз дверь оставили открытой. Покончив с крошками, он принялся за платье. Устроил себе ужин из двух блюд.

Тут они рассмеялись вместе.

3

Но она не смеялась, вернувшись домой. Корделия Дельгадо, которая пребывала в полной уверенности, что счастливейшим днем ее жизни станет тот, когда она наконец выпроводит доставляющую столько хлопот племянницу за дверь и в процессе дефлорации будет поставлена жирная точка, вскочила со стула и метнулась к окну, как только услышала, приближающийся топот копыт. Сюзан вместе со служанкой уже два часа как отбыла для примерки одного из платьев. Корделия не сомневалась, что Сюзан возвращается, и могла дать руку на отсечение, что возвращение это не сулит ничего хорошего. В обычной ситуации эта особа в жаркий день не пустила бы любимую лошадь галопом.

Она наблюдала, нервно потирая руки, как Сюзан рывком остановила Пилона, по мужски спрыгнула на землю. Коса у нее расплелась, золотистые волосы, ее гордость (и проклятие) торчали во все стороны. Лицо побледнело, за исключением двух пятен румянца на скулах. Корделии это очень не понравилось. На тех же местах вспыхивал румянец и у Пата, когда он чего то боялся или злился.

Корделия стояла у раковины, кусая губы, все также потирая руки. Скорее бы, скорее выпроводить тебя из дома, думала она. «Ты еще не набедокурила, не так ли? — прошептала она, когда Сюзан сняла с Пилона седло и повела жеребца