Стивен Кинг

Колдун и кристалл Темная Башня – 4

грачиный череп.

Молодой человек, в настоящее время называющий себя Артур Хит, снял его с седла (ему нравилось называть череп «наш дозорный», «пусть он уродлив, как старая карга, зато есть не просит») и повесил на дереве, чтобы поприветствовать дорогого друга. Ох уж этот «Артур» и его шутки! Всадник Быстрого оттолкнул череп в сторону с такой силой, что веревка разорвалась, а череп улетел в темноту.

— Фи, Роланд, — донесся мужской голос. В нем слышался упрек, из за которого так и рвался смех… как, собственно, и всегда. С Катбертом они дружили с раннего детства, следы их первых зубов остались на одних и тех же игрушках, но Роланд иной раз совершенно не понимал своего друга. И не только его шутки. Однажды, довольно таки давно, в тот день, когда собирались повесить дворцового повара, оказавшегося предателем, Катберт не находил себе места от ужаса и угрызений совести. Он сказал Роланду, что не останется, не сможет смотреть на казнь… в результате и остался, и смотрел. Потому что ни глупые шутки, ни выставляемые напоказ чувства не показывали миру истинного Катберта Оллгуда.

Когда Роланд выехал на поляну посреди рощи, темная тень отделилась от дерева. А выйдя на середину поляны, превратилась в высокого узкобедрого юношу, босоногого, с голой грудью, одетого лишь в джинсы. В одной руке он держал огромный старинный револьвер, такие еще называли «пивная бочка» из за размеров барабана.

— Фи, — повторил Катберт, словно ему нравился звук, соответствующий этому слову, не позабытому разве что в таких медвежьих углах, как Меджис. — Негоже так обходиться с часовым, ударить беднягу по лицу, да еще с такой силой, что он чуть чуть не долетел до моря!

— Если б у меня был револьвер, я бы разнес его на куски и перебудил всю округу.

— Я знал, что ты не будешь разъезжать с оружием в руках, — ответил Катберт. — Ты ужасный хулиган, Роланд, сын Стивена, но далеко не дурак, хотя еще и не перешагнул через стариковские пятнадцать лет.

— Я думал, мы решили пользоваться только новыми именами. Даже в своем кругу.

Катберт выставил вперед одну ногу, уперся голой пяткой в дерн, поклонился, широко раскинув руки, вывернув их в запястьях так, что кончики пальцев смотрели в землю, имитируя многоопытного придворного, для которого поклон — непременный атрибут бытия. Он также напомнил Роланду стоящую на болоте цаплю, и у него вырвался короткий смешок. Потом Роланд коснулся левой ладонью лба, словно хотел убедиться, что у него температура. В голове у него все пылало, это точно, но кожа повыше глаз