Виталий Фил

Без ИМЕНИ

неважно, что на часах уже час ночи, что завтра рано вставать, что висит недоделанная работа, что… Эти бесконечные “что”.

Я верю в своё дело! Слышите?!! Я верю в необходимость, своевременность и гениальность всего того, что творю.

Таких записей у меня было несколько килограммов. Как же иначе можно написать одну гениальную строчку, если не изведя кипу бумаги в болезненных бесплодных попытках? А выбраны не самые достойные.

Резким, почти неуловимым, движением он отшвырнул протянутую мной руку и,соскочив с пня, неуклюже поскакал прочь с неестественной быстротой и проворством. В запястье остро кольнуло, и я невольно посмотрел на свою левую руку. Кожаный напульсник был разрублен, из глубокой царапины тонкой линией выступила кровь. Ошеломленный, я некоторое время просто стоял и смотрел, как кровь, стекая по ремням, скапливается на коже, и образуя тяжелые вязкие капли, падает на землю. Я вновь поднял взгляд, но пня уже не было. Я увидел, что стою в комнате, за окном которой шёл снег.

Падая на фоне цветущей сирени, он вызывал приступы мучительной романтичности.

Приручи механическую химеру. Зачем бороться с ней? Заботься о ней, следи за ней. В ответ она будет любить и уважать тебя. А это, согласись, уже кое-что.

Кто сказал, что для жизни в согласии с силами света надо обязательно воевать с силами тьмы? Тем более что твоя собственная кровь уже давно очень сложная смесь ядов и галлюциногенов.

Удручённо сжимая в руках осколки своего сознания, под бумажные взгляды из витрин он с удивлением наблюдал, как причудливо-пугливые закорючки слагались в узоры букв, цепляясь, выстраивали составы слов, массивы предложений, порождая фантазмы, наполняя своими чернильными телами контрастный рисунок бумаги.

Кожистые демоны зазмеились по тоннелям вен вверх, и поднявшись по плечу, яростно бросились во все уголки его тела, разливаясь леденящим пламенем по трепещущей плоти внутренностей.

Он посмотрел на свои пылающие руки. Он весь был охвачен яростным пламенем, с треском сжигавшим его плоть. Застыв в беззвучном крике, он смотрел, как облезает кожа на руках, как пламя обнажает мышцы и лопающиеся сухожилия.

Цепляясь за куски отслаивающейся плоти и трубы сонных артерий, белесые демоны вскарабкались по его шее, и ворвались в мозг, круша оголённые слепые нервы и разрывая бессмысленные надежды.

Как тонущий корабль, он медленно оседал на пол. Клетку его рёбер раздирал безудержный смех.

Сети кровеносных сосудов на дне зрительных колодцев отразили восходящий пенопластовый крест. Солнечные лучи окружали его ореолом расплавленного золота, когда он был пойман в перекресте паутины зенитных прицелов орудий ПВО.

Грянул залп десяти тысяч орудий. Смеясь, он протянув руку и сгрёб дрожащее солнце в кулак. В его руках оно оказалось горстью оранжевых таблеток с какими-то значками. Не задумываясь, он проглотил их и запил из кем-то поданной бутылки. Показалось, что это портвейн.

Небо обрушилось на него голосами сотен разноязычных радиостанций. Посмотрев вокруг, он понял, что пробил головой обрушившийся купол и теперь стоит по пояс в матовом стекле жидкокристаллического дисплея, изображавшего небо. На его поверхности клубились облака и циклоны, как в прогнозах погоды по телевидению.

Он заметил белую точку, медленно ползущую по экрану. Приглядевшись, он понял, что это пассажирский самолёт американской авиакомпании. Смеясь, он ткнул в точку пальцем. Самолёт дёрнулся, накренился и пошёл на снижение, вскоре пропав в слое густых грозовых облаков.

Внешняя дверь слетела с петель, когда он стоял под хлёсткими струями воды. Ворвавшиеся в его сознание существа казались уродливыми куклами из грязного пластилина, деревянных щепок, шурупов и обрывков разноцветных проводов. Вместо лиц они носили деревянные маски с прорезями для глаз, расписанные красными иероглифами.

Они сбили его с ног и, крепко прижав к полу, принялись выбивать зубилом отверстие в затылке. После каждого удара его тело начинало судорожно дёргаться в приступах неудержимой радости.

Закончив работу, они ввинтили ему в голову разъём с толстым кабелем и, подхватив тело на руки, потащили куда-то в темноту. Потом, грубо бросив на железный стол на колёсиках, какие бывают в моргах, безудержно понеслись по бесконечно длинному коридору. Где-то вверху проносились мимо тусклые лампы, на мгновения выхватывая из темноты серо-зеленоватый ноздрястый бетон потолка, сюрреалистические разводы сырости или бурые пятна непонятного происхождения.