Виталий Фил

Без ИМЕНИ

поодаль, его тело сотрясали волны судорог. Голос совести кольнул меня, упрекая в отсутствии милосердия.

- Доволен? – в его глазах уже не было былой прежней злобы, только усталость и боль, - чего тебе еще надо? Ты победил. Добей меня или уходи.

Боже… - подумал я, - что столетия битв сделали с ним, великим магом! Он забыл, кем является и какой силой обладает… Он до сих пор живёт по тем законам…

- Почему ты так сильно ненавидишь меня? – спросил я вслух, найдя наконец в одном из карманов ампулу атропина.

- Потому что я уже не тот, кем был. Я больше не воин. Мой позор вечен и непростителен, – прохрипел он, отводя взгляд.

Стена напротив, подобно кошмарному театру теней, мерцала силуэтами ритуального самоистязания под ритмичные шумы; на её неровной нервно порывистой поверхности блекло метались какие-то белесые лица, осколки стеклянных костей и металлических криков.

В затянувшемся молчании можно было различить едва заметные голоса, тонкими призрачно-дымчатыми потоками нашептывающие какие-то сны.

Внезапно он поднял взгляд.

- Вот, в принципе, и развязка, не так ли? Ну, что еще вам надо? – воскликнул он, устремляя невидящий взгляд на своды пещеры. Он с трудом поднялся на ноги, и я увидел, что с момента нашей последней битвы его броня разрослась еще больше.

Он стоял передо мной и молчал. Чувства душили его. Не в силах произнести ни слова, он медленно водил глазами из стороны в сторону.

Послышался отчетливый звонкий хлопок. Он дернулся и схватился за механический глаз, по стеклу которого молнией лопнувшей тишины пробежала трещина. Его затрясло, из уголка пасти заструилась тёмная мутная дорожка. Через миг пустота чрева пещеры до краёв заполнилась нарастающим гулом отчаянного вопля, переходящего в ультразвук. Лавина ужасающего зловония боли, овеществленная его криком, реактивным выхлопом с размаху ударила мной в завитки чугунного парапета ограждения.

Он с удивлением посмотрел на меня:

- Какая разница, съедобно это или нет? Это ведь так вкусно!

Вернувшееся ко мне сознание захлебнулось в потоках многократных картин агонии его прошлого и настоящего. Болты, вырывая куски проводки, вываливались из тканей вместе с рыхлыми ломтями серой ноздреватой массы; отслаивались крошащиеся хитиновые пластинки и массивные фрагменты армированной брони, обнажая осколки мечей, копий, топоров, кинжалов, пил, клевцов, наконечников стрел и арбалетных болтов, застрявших в его теле незаживающими кармическими ранами. Падая на усеянный разлагающимися клыками и когтями решетчатый пол, они, размягчаясь, темнели, и, превращаясь в тлен, проваливались в ячейки пола.

Звонкими ударами кнута лопались шланги со стальной оплёткой, окутывая агонизирующего механоида драматическими клубами шипящего пара и фонтанчиками машинного масла.

Порвав своим весом сухожильные крепления, вывалилась колба с коричневой вязкой жидкостью, торчавшая из горба. Где-то в недрах его тела глухо ухнула разорвавшаяся паровая турбина, свалив его массивную фигуру на колени. Во рту появился сладковатый привкус.

Куски дымящейся плоти, разваливаясь и оседая песочной башней под напором накатывающих волн его искаженного крика, обнажали бледно-розовую кожу худощавой фигуры, на моих глазах рождавшейся второй раз.

Вскоре его боевой облик окончательно превратился в бесформенную массу тлена и вязкой грязи.

Опомнившись, я охая встал и, несмотря на бешено прыгающий перед глазами мир, помог ему вылезти. Сердце неистово колотилось.

Он пару раз тихонько хихикнул и, подмигнув мне, покачиваясь от слабости, испарился.

Как гром прозвучали слова проклятий - я понял, что начал говорить вслух. В приступе внезапно накатившего помрачения, швырнувшего меня на пол, я что-то кричал, не помня себя от ярости и отчаянья; исступленно, до хрипоты, плюясь слюной и лоскутами пены. Крича, я бился об невидимую преграду, разбивая в кровь руки, колени и голову. Я судорожно глотал ставший почему-то густым и вязким воздух.

Захлёбываясь отдышкой и кашлем, я пополз к ярко освещенному выходу…

…некрофилические откровения,

некрофаллические определенья…

Они росли, распирая мозг, не спеша пережевывая сотни тысяч так и оставшихся несказанными слов…

- Всемогущество подразумевает сотворение чудес! – заорали мне в ухо, дико смеясь.