Виталий Фил

Без ИМЕНИ

Много позже (я даже успел выпить чаю) мне пришла в голову мысль, что это очень символично: в этот раз просто с легкостью пронестись мимо того, за что так отчаянно, в тайне от себя, раз за разом цеплялся в прошлом.

Моё сердце так похоже на это стекло… Её дыхание растопило лёд, заставило его плакать, но так и не проникло внутрь. Мне полегчало. But… my wounds are still open…

Дождь явно набирал силу. Не знаю, почему именно так, но это раз за разом случалось со мной во всех параллельных мирах. Наверное, это просто обретение жизненного опыта. Может, просто потому, что так надо, и иначе будет неправильно, - неважно. Тогда мне это тоже было неважно. Мне было просто непонятно и очень плохо. Я знал, что всё происходящее - только плод моих ожиданий, но легче мне от этого и сейчас не становится. Стоя под козырьком остановки, прислонившись к стальной трубе поручня, я просто убедился в том, о чём догадывался. Да, в моём случае это должно быть именно так. И в принципе, совершенно неважно что.

Чтобы что-то понять, это надо пережить самому. Все попытки объяснить, описать словами, подобны попыткам познать Луну, смотря на её отражение в колодце.

- Теперь я свободен от груза прошлой боли. Я ничего не должен. Я отдал ей сполна.

Сидящая рядом старушка как-то странно посмотрев на меня, пересела на свободное место. Поняв, что последнюю фразу произнёс вслух, я густо покраснел и, отвернувшись к окну принялся изучать морозные завитушки.

…в моём сердце…

Серое пробуждение принесло не только облегчение, но и пару неприятных открытий. Среди всего… особо сильно резанула диктофонная кассета нетрезвых откровений. Для пущего эффекта я прослушал её несколько раз подряд. А после задал себе вопрос, давно меня мучивший:

Вот всё, что было со мной… Всё, что я здесь написал, всё мои искания, бунтарства и безумия - специальны. Я сам загнал себя в этот странный, ограниченный мирок. Желая вызвать жалость в первую очередь у самого себя. Одиночество добровольно. Моё безумие - напускная бравада. Это игра, в которую я пытался заставить поверить в первую очередь себя.

Может, это и было временами забавно, но однообразно и примитивно. Я понимаю, что всё это была больше игра, чем действительность. И сейчас, набирая эти строки, я думаю, что возможно… Пора сделать её более увлекательной и утончённой. Более утонченной, чем психоидальная шизомимикрия с элементами вялотекущей мании величия и маниакально-депрессивным синдромом. Однообразный интерес к магии вуду и теоретический практикум по наркомании, пугающие разговоры о ректальных экспериментах, цинизмичный негативизм, чёрные одежды, игрушечное пьянство и разведение хаоса. Напускная скрытность и игра в маньяков, шаманов, хулиганов, нарциссистов, женоненавистников, героев, мудрецов, демонов, заочных некрофилов, гениальных безумцев, злодеев и отверженных, в обречённых безнадёжных социальных изгоев, больных бунтарей-поэтов, в непонятых художников, в сектантов и психологов-новаторов. В героев-любовников, шпионов, японоведов, в фанатов аниме и гигеры.

И какой смысл потом монотонно болеть с похмелья, если процесс пития не доставляет ничего, кроме грубой веселости или сеансов… Ай, ладно.

- Ты знаешь, я видел такой страшный и странный сон… - я вновь стоял в комнате, за окном которой падал снег.

- Да, - кивнул он, - я тоже видел.

Не считая чуть подрагивающего века, он выглядел уже более или менее пришедшим в себя. Нервно застучав по краю стакана горлышком бутылки, он виновато улыбнулся:

- Руки, бывает, дрожат немного… А так. Всё отлично. Налить?

- Ой, нет, спасибо, – в памяти была еще слишком свежа картина со шприцом. Да и вообще…

- Да нет, - улыбнулся он, увидев моё лицо, - это минералка…

Узнавай меня в лицо. Знай мой силуэт, мою походку. Помни рисунок подошвы моих камелотов: присмотревшись, ты увидишь знаки моего присутствия повсюду. Я неизбежен, как смерть и рождение. Как закат, как эти строки, вываливающиеся из гипервентилированного сознания.

Я лишился своего главного секрета напускного совершенства.

Свет лампы, бьющий в лицо; свет истины, пробивающий мне голову тяжестью приклада. Еще нечто совсем непонятное. Может, это разочарование? А может, злость, ослепляющая, затуманивающая голову ярость? Мой придуманный бог смеётся, ему забавно. Еще бы! Обитатель глупой пустыни, наполненной иллюзиями самого себя, отражениями сложных переплетений одного и того же страха. Паук в зеркальной комнате.