Карлос Кастанеда

Второе кольцо силы (Часть 1)

снова, что вызвало

мою пустоту. Я уговаривал ее сказать, горячо уверяя ее, что

дон Хуан никогда не давал мне разъяснений на эту тему. Он

повторял мне снова и снова, что я пустой, а я понимал его

так, как любой западный человек понял бы это утверждение. Я

думал, что он имел ввиду, что я был каким-то образом лишен

решительности, воли, устремленности или даже разумности. Он

никогда не говорил мне о дыре в моем теле.

- У тебя на правой стороне есть дыра, - сказала она,

как само собой разумеющееся. - дыра, которую сделала

женщина, которая опустошала тебя.

- Ты знаешь, кто эта женщина?

- Только ты можешь сказать это. Нагваль сказал, что

мужчины в большинстве случаев не могут сказать, кто

опустошил их. Женщины более удачливы, они знают точно, кто

опустошил их.

- Твои сестры тоже пустые, как я?

- Не говори глупостей. Как они могут быть пустыми?

- Донья Соледад сказала, что она пустая. Выглядит ли

она подобно мне?

- Нет. Дыра в ее животе огромна. Она находится по обе

стороны, что означает, что ее опустошили мужчина и женщина.

- Что сделала донья Соледад с этими мужчиной и

женщиной?

- Она отдала им свою полноту.

Я на мгновение заколебался, прежде чем задать следующий

вопрос. Я хотел оценить все следствия из ее утверждения.

- Ла Горда была еще хуже, чем Соледад, - продолжала

Лидия. - ее опустошили две женщины. Дыра в ее животе была

похожа на пещеру. Но теперь она закрыла ее. И снова полная.

- Расскажи мне об этих двух женщинах.

- Я больше не могу тебе рассказывать ничего, - сказала

она очень повелительным тоном. - только ла Горда может

рассказать тебе об этом. Подождем, когда она придет.

- Почему только ла Горда?

- Потому что она знает все.

- Она единственная, кто знает все?

- Свидетель знает столько же, может быть даже больше,

но он является самим Хенаро и поэтому с ним очень трудно

ладить. Мы не любим его.

- Почему вы не любите его?

- Эти три дурня ужасны. Они такие же ненормальные, как

Хенаро. Ведь они являются самим Хенаро. Они постоянно

борются с нами, т.к. они боялись Нагваля и теперь они мстят

нам... Во всяком случае, так говорит ла Горда.

- Что заставляет ла Горду говорить это?

- Нагваль рассказывал ей вещи, о которых он не говорил

нам. Она в и д и т . Нагваль сказал, что ты тоже

в и д и ш ь . Жозефина, Роза и я не видим, и тем не менее,

мы пятеро суть одно и то же. Мы - одно и то же.

Фраза 'мы одно и то же', которой пользовалась донья

Соледад прошлой ночью, вызвала лавину мыслей и страхов. Я

убрал свой блокнот. Я вгляделся вокруг. Я находился в

странном мире, лежал в странной постели между двумя молодыми

женщинами, которых я не знал. И все же я чувствовал себя

здесь легко. Мое тело испытывало непринужденность и

нейтральность. Я верил им.

- Ты собираешься спать здесь? - спросил я.

- А где же еще?

- А как насчет твоей собственной комнаты?

- Мы не можем оставить тебя одного. Мы ощущаем так же,

как и ты; ты для нас чужой, если не считать того, что мы

обязаны помогать тебе. Ла Горда сказала, что независимо от

того, насколько ты глуп, мы должны заботиться о тебе. Она

сказала, что мы должны спать в одной постели с тобой, как

если бы ты был сам Нагваль.

Лидия погасила лампу. Я остался сидеть спиной к стене.

Я закрыл глаза, чтобы подумать и немедленно уснул.

Лидия, Роза и я сидели на плоской площадке сразу перед

передней дверью около двух часов с восьми часов утра. Я

пытался вовлечь их в беседу, но они отказались разговари-

вать. Они казались очень расслабленными, почти сонными.

Однако их отрешенное состояние не было заразительным.

Сидение там в этом вынужденном молчании привело меня в мое

собственное настроение. Их дом стоял на вершине небольшого

холма, передняя дверь была обращена на восток. Оттуда, где я

сидел, можно было видеть целиком узкую долину, которая

пролегала с востока на запад. Городок мне не был виден, но я

мог видеть зеленые участки возделанных полей на дне долины.

На другой стороне и примыкая к долине во всех направлениях

были гигантские выветрившиеся холмы. Высоких гор в

окрестностях долины не было, только эти огромные выветренные

круглые холмы, зрелище которых производило во мне самое