Вит Цетнев

Протоколы колдуна Стоменова

Стефану, а то худо ему. Слаб ты, ой слаб, милок, ни на что не

годен, зря я только воду в ступе толок. Ну, лучше? Лучше? Остынь! Все,

хватит на сегодня, будя!

--------------------------------------------------------------------------

Кристо Ракшиев (дневники):

В столовой подсел к Фрейду. Фрейд - прозвище одного из наших психиатров,

он научный сотрудник, специализируется, в основном на психодиагностике.

Фрейд апатично ковыряет салат, на столе стоит начатая бутылка пива. Им

можно, в отличие от нас...

- Чего там старый пердун? - столь же апатично, без интереса спрашивает он

у меня. Стоменова все почему-то называли исключительно так. Я пожимаю

плечами...

- Одно да потому - Никола велел, Никола сказал, Никола научил. То три дн

не жрет ничего, то до бабы сорок дней не притрагивается...

- Ясно, - скучает Фрейд.

- А что ясно-то?

- Старо как мир... Во многих оккультных школах ученикам советуют хранить

целомудрие, чтобы не тратить попусту свою энергию, - Фрейд вздыхает, опять

берется за пиво.

- А почему три, а не семь и не одиннадцать? Почему девять? Почему сорок?

Фрейд смотрит на меня с секундным любопытством. Потом этот интерес

возвращается к пиву.

- Три, девять и сорок - это поминальные христианские каноны.

- А тринадцать?

Фрейд рассматривает содержимое бутылки, словно прикидывая, хватит ему

этого или нет.

- У древних евреев число тринадцать и слово 'смерть' писались одним

знаком.

Я понимающе киваю головой.

- Фрейд, слушай...

Он любит свое прозвище. Наверное, это ему очень льстит...

- Фрейд, а правда, что когда Сталина из мавзолея выкинули, то золотые

пуговицы на кителе поменяли на латунные?

- Есть такое дело, - изрекает он.

Я вижу себя со стороны. Меня бьет озноб. Мне двенадцать лет, я стою у

могилы своей мачехи и - плюю, плюю, плюю в ее камень, не в силах

остановиться. Я пинаю сухие комья земли, и они рассыпаются в пыльные

брызги...

Фрейд ушел. Толстая баба за стойкой размазывает разлитый кетчуп... Мен

тошнит. Мне страшно. Шестнадцатый день допроса...

--------------------------------------------------------------------------

Шестнадцатый день допроса (Советы):

Стоменов: - Когда убиваешь человека, Сергей Дмитрич, правильнее всего

будет похоронить его по-особенному. Когда человек простой, случайно или

намеренно, другого человечка загубил - он его прячет, и чаще всего, как вы

и без меня прекрасно знаете - земле его предает. Схоронить так, чтобы ни

одна душа живая не узнала - смотрите, как интересно, Сергей Дмитриевич:

вроде бы и спрятал, и похоронил одновременно. Только вот какая окази

выходит - кто то содеет, да и ума лишится от страха, или там от ожидани

кары какой то всемогущей, а кто-то ненависть лютую к покойничку продолжает

иметь. Но учил нас Никола - если убить кого хочешь - без лютости душевной

делай это, а к помершему тем более злобы не храни. Могилки почитай, в них

Сила для нас и хранителям нашим отрада будет. А коли на тот свет

спровадил, а схоронить возможности не имеешь - хранителям милость сделай,

а милость эта у нас, Смертной Силы Магов, выражается, Сергей Дмитрич, в

танце нашем особенном...

Расскажу я тебе баечку одну, а ты сам прикидывай, сказка это али быль. В

двадцать втором году, когда я с Николой и Игнатием по Украине бродили,

подошел к Михаилу Ивановичу Калинину старичок один седенький, метр с

кепкой, по имени Василий. И говорит ему: 'Ты, Михайло Иваныч, мен

послушай, потому как этот разговор тебе потом сгодится, жизню тебе

поберегет. А сказать я тебе хочу вот что: скоро помрет Ленин ваш, Ульянов.

Ты не дрыгайся, Михайло, а слухай спокойно. Так вот, схороньте его

особенно, как управителей многих древних хоронили, земле его не

предавайте, а сладьте избу ему почетную - и Силу получите: кровавую силу,

но великую. А для тебя говорю особенно, Михайло, потому что укроет теб

это от смерти случайной'. Сказал это Василий Калинину, да и след его

простыл. И Михаил Иванович видимо, не забыл об этой встрече. Ведь не

спроста же, Сергей Дмитрич, политбюро еще осенью двадцать третьего

обсуждало вопрос о будущем захоронении Ленина. А кто предложил Ульянова на

особый манер захоронить? Да Михайло Иванович, кто же еще!.. Он первый эту

мысль - НАШУ МЫСЛЬ - высказал, а Иосиф Виссарионович поддержал ее горячо.

И заметь, Дмитрич, товарищи Троцкий, Каменев и Бухарин были против МЫСЛИ

НАШЕЙ, считали, что Ленина нужно хоронить по русскому обряду, земле

предать... Ну, а теперь кумекай дальше: кто долгожителем партейным