Вит Цетнев

Протоколы колдуна Стоменова

да только помрет этот

недруг или заболеет тяжко. Все то, где жизнь со смертью пересечение

делает, очень большую силу имеет. Иная вдова, когда муж умирает, в гроб

его ложит вещь свою, словно преданность свою доказать хочет, да только

это, по нашему разумению, почти тем же будет, что и руки на себя наложить.

Смерть это означает скорую для вдовы ентой... А коли не торопишься в

царство иное, то помни - не ложи к покойнику ничего своего, а только его

вещи дорогие и при жизни ему значимые. Не ложи к покойному и ничего

чужого, если только умысла не держишь извести владельца вещи этой. А пуще

всего следи за тем, чтоб детское что-нибудь не попало в могилку: дети

особенно слабые будут при пересечениях жизни и смертного часа.

Следователь: - Гуманист, я погляжу! О дитях заговорил...

Стоменов: - Чего ерничаешь, Борислав, аль обидел чем? Говорю, потому как

надобность имею, и ничего другого не преследую. Ты все за девку эту

переживаешь? Да остынь, уймись, тебе какое дело до нее будет. Убил - ну и

убил, нужда мне в этом была - а ты, гляди-ка! Никак к мучителям людским

приписать меня удумал? Так напрасно это, потому как никаких удовольствиев

от убиения я не получаю. Тебе велено меня слушать - вот и слушай, словечки

свои мудреные попридержи... Коли умный, так и сам опосля поймешь, мен

слухая, почто я девку жизни лишил, а коли нет - другие узнают, невелика

беда.

Никола так учил нас: если говорить хочешь, то говори, а заботы о том,

поймет тебя слухатель твой или не поймет, в голове не держи. И мне,

Борислав, от разумения твоего сытости не прибавится...

--------------------------------------------------------------------------

Кристо Ракшиев (дневниковые записи)...

Я всегда помню больше того, чем следовало бы обычному человеку. Многие

вещи - события, поступки, произнесенные слова, картины прошлого - мне

хочется забыть, похоронить их навсегда в недрах своего серого вещества...

Но нет, память, моя треклятая услужливая память - она с невероятным

упрямством цепляется за тысячи ничего не значащих для меня лиц, за десятки

тысяч страниц исписанных бумаг, из которых добрую половину я помню -

помню, черт подери! - вплоть до каждой запятой... Я зритель, который

просиживает задницу в кинотеатре своего бесконечного прошлого, я прожил

большую половину своей жизни в этом затхлом кинозале, в полном

одиночестве...

Сегодня я сел за свой облезлый письменный стол - и получился девятый день

допроса. Словно кто-то толкнул меня под руку, ткнул носом в стопку писчей

бумаги... Я ничего не делал, я только сидел и записывал то, что я слышу.

Второй раз я в полной мере пережил то неуловимое беспокойство, которое

испытывал тогда, в кабинете следствия... Нет, в начале было только

беспокойство - и ничего другого. Страх пришел позже, тогда, когда я увидел

своими глазами то, что случилось со Стефаном... Бледный, как мел, он

мочился прямо в углу палаты, сидя на корточках и озираясь пустыми

невидящими глазами... С уголков его губ стекала слюна, и это было

последнее, что я увидел в его лице. Санитар ударил его резиновой дубинкой

по шее - он рухнул на пол и, наверное, разбил себе лицо... Дверь

захлопнулась. Занавес...

Неужели я так плохо разбираюсь в людях? Стефан - почему он? Борислав мне

казался послабее, с червоточиной - но время идет, я иногда вижу его в

столовой, он не изменил своим вкусам и привычкам, на его столе всегда

яичница и стакан томатного сока...

Девятый день допроса... Второй день... Одиннадцатый... Четвертый... Пишу

рывками, кусками - как идет. Но в одном я уверен точно - каждая буква моих

стенограмм звучала в том кабинете из уст следователей и ЕГО уст...

Меня разрывают в клочья мои воспоминания. Меня разрывают на части те

противоречивые чувства, которые я выношу из них, которые я переживаю вновь

и вновь... Он бог мой, которого я слушаю вечность. Нет! Он неодолима

слизь, болото, паук, в сети которого я попался... Он пьет мою кровь - а

улыбаюсь и смотрю в его глаза... Да, да, я молюсь на него - и я его

ненавижу...

Когда-то мы его убьем. Но не сейчас, не скоро еще, и это очень хорошо.

Пускай он поживет подольше...

Пишу, пишу, пишу...

--------------------------------------------------------------------------

Шестой день допроса:

Стоменов: - ...Ты с нами? Ты наш? Ты знаешь те истины, которыми ведаем

мы!?.. Нет? Чего же ты хочешь тогда?.. Отомстить? Убить? Превратить своих

врагов в больных и немощных людей? Уничтожить все то, что для тебя есть

Помеха, но не соприкасаясь с нашей силой, нашей верой, нашими знаниями?..