Вит Цетнев

Протоколы колдуна Стоменова

хошь - сто... Тогда я еще

в слабости был, Силы не имел серьезной - оттого и подсобление мог

получить, если нужду имел. В Магии есть миг один, когда отрываешься ты от

мира, тебя окружающего, навсегда. Во время наступления его и опосля уже не

придет к тебе с подмогою никто, как бы ты не громогласничал. Рядом стоять

будут - но даже пальцу шевеления не дадут, чтобы беду твою уладить сообща.

Почему так делается? А для того это выходит, чтоб Маг будущный или Маг

свершившийся на себя опор полный имел - и ни на кого более. Пока

надеешься, помощи жаждешь - собственную Силу хоронишь, опереться на нее не

можешь, воспользоваться ею по должному. А посему крик мой тогдашний первым

и последним был за всю мою жизнь долгую... Хотя нет, было еще разик, когда

незрячим один на один с лесом остался - заголосил, было, но и понял тогда

окончательно, что не будет подмоги мне никакой... Ты вот, Дмитрич,

подробностей знать хочешь, а я слов для них не имею. Как мне тебе

растолковать, что я мысль свою твоею сделать могу. Будто бы у тебя она

родилась в головушке твоей, а ты ей и ход дал надобный. Вот вы меня куете

к столу этому пренепременно, дак и куйте, раз вам спокойствие от этого

выходит. Но это до тех пор лишь, пока Хранители мои шалостью железку эту

считают. Она меня не томит, вреда мне не делает - ну и ладно. Не я - вы,

Сергей Дмитрич, страхи терпите: вдруг кинется, учинит чего, руки на себ

наложить вздумает, мало ли... Только вот руки изредка тяжелеют от

однообразия сидения моего.

Теперь словом говорю - откуй ты меня, беды не будет никакой. Исполнишь?

Следователь (отрицательно качает головой): - Не могу, Андрей Николаевич...

Стоменов: - Боишься... Ладно, ладно, не внимай, это я так, несурьезно...

Пятнадцатый день допроса:

Стоменов: - Мужик деревенский спит не так уж много, но шибко спит - из

пушки не разбудишь. Никола сказывал нам, что есть одна книга, в которой

учитель просит учеников своих бодрствовать, но те все равно засыпают сном

беспробудным (скорее всего имеется в виду Новый Завет. - Вит Ценев).

'Каждому, - говорит, - из вас муку бессонную принять придется, да только

по- иному все будет, чем в книге этой говорится'... Это со мной сделалось

после того, как молчал я сорок дней и сорок ночей. Под вечер, в один из

дней осенних, мне Никола велит - отправляйся в лес, а когда вернуться из

него - сам узнаешь, откровение тебе будет. И побрел я, Сергей Дмитрич, в

лес. А в лесу - тишь странная, ни души будет: птичьих голосов не слышно,

зверь не прошмыгнет, только шорохи листвы опавшей да ветви деревьев

волнуются. Со мной ни харча, ни ножа или рогатины, чтоб, значит, от звер

отбиться, если приключится что... Только темнеть начало, гляжу - волки,

стая огромадная, штук тридцать, не меньше будет. Взяли меня в круг и жмут

потихоньку, пасти скалят голодные. Делать нечего будет, покарабкался я на

дерево, ветку на высоте нашел покрепше да и примостился. Темень быстро

пришла, лес собой накрыла, словно одеялом. Волки под деревом стражу

держут. Кликнул я деревенских наших голосом внутренним, да и помощи ждать

собрался. И такая сонливость меня взяла после этого - спасу нет. Голод

пропал, жажда пропала, холода не чую, зябнуть перестал, и одного только

хочется - уснуть крепко. Но только веки опущу - волки внизу выть зачнут в

ту же минуту. Если усну, думаю, вниз упасть могу, а там они меня вмиг

раздерут. Глаза потру, покрепше в ветки вцеплюсь, со сном борьбу веду, да

только не выходит у меня ничего... Смыкаются веки мои, шум в голове стоит

великий, руки слабнут, тело не слушается... Волки внизу зашевелились,

вокруг дерева забегали рычат страшно, жадно. Встрепенулся я, понял, что

помощи не будет мне от Кривошеевских, а выходит только, что сдюжу если -

ладно будет, а нет - сожрут меня звери...

А что дальше выходить стало - мне, Дмитрич, описать непросто будет. Прошел

вдруг озноб мой, страх смертный исчез куда-то, сонливость пропала, и

вокруг меня словно светлее стало. Вижу все отчетливо, как днем: волки в

разные стороны бегут. Раз, - и не осталось их ни одного. С хвостом

последнего, который в кустах мелькнул, первый луч света пробилс

рассветный... Всю ночь, выходит, я на дереве-то просидел, от волков

хранился, да со сном неодолимым боролся. Ветвь громадная, сидел я на

которой, вдруг проломилась подо мной, и на землю я упал - упал, да не

ушибся, словно на перину лег. Встал я, оправился - и такую силу в себе

почуял, Сергей Дмитрич, такую силу - это ж словами выразить никак