Вит Цетнев

Протоколы колдуна Стоменова

устроен мир: если Слабый ударил в спину ножом Сильного, если выстрелил

из подворотни - кто слаб здесь, а кто силен? Скажи мне, Ты, претендующий

на могущество! Жалкая букашечка, ты сидишь и боишься меня, тайком стираешь

пот со своих ладоней, тискаешь липкую рукоять своего пистолета...

(Шепотом, наклоняясь): Давай, давай, я тебе подскажу, я тебе помогу. Не

слушай меня, просто иди за моим голосом - и тебе откроется дверь, в

которую ты войдешь...

Молчи! Три дня молчи, не пророни ни слова. Лучше всего уединиться, чтобы

посторонние тебе не помешали. Это ты сможешь, я знаю. Некоторые

разговаривают во сне, но ты не из таких... (сигнал прекратить запись

допроса).

К женщинам тебя не тянет, это не очень хорошо. Когда есть желание,

которому ты не даешь реализоваться, оно рождает истерию - это энергия,

если уметь ею пользоваться. Но ты не умеешь... В дубовую коробочку,

которую ты достанешь, набери земли с могилки. С какой именно - я говорю, а

ты идешь за моим голосом. Недруг твой мужчина - и это первое: бери землю с

мужской могилы. Найди смерть случайную, нежданную - таких много сейчас:

вдруг - и нет человека. Коробочку свою землей с этой могилы наполни, а

собирай ее только после полуночи... Укради еще вещицу, в его руках частую,

она тебе понадобится. Фотографию его отдашь в ателье, закажешь надгробный

портрет небольшого размера. Как только земля могильная, портрет, вещь

будут у тебя - с полуночи любого дня МОЛЧИ! Три дня и три ночи уединись и

не пророни ни слова. Идешь в первую полночь за голосом моим и хоронишь на

краюшке кладбища свою кошку, которую ты убьешь... (сигнал продолжить

запись). Есть земля обычная, а есть земля кладбищенская: мир земной и мир

иной, и между ними граница идешь за моим голосом, как мостик между

берегами рек... Кошку закопаешь на мостике этих миров и проведешь по нему

врага своего... Отсюда - туда. Во вторую полночь зажги свечу долгую или

огонь разведи, только лишь бы само горело, пламя было. Костер лучше будет,

ибо шерсти клок кошачьей, когда почувствуешь себя соответствующе, бросишь

в огонь и затем спи... Сиди рядом с огнем и вспоминай все те беды, с

врагом связанные. Не анализируй, не размышляй - вспоминай, вспоминай,

вспоминай... Когда ярость переполнит тебя - бросай шерсть в огонь, после

чего ты вскоре уснешь. В третью полночь рядом с зарытой кошкой выроешь

могилку, положишь туда вещь его, засыплешь запасенной могильной землей,

положишь сверху портретик надгробный и камушками выложишь сегодняшний год.

После этого - если вправду все сделал как надо - умрет твой враг, если

небрежен был в чем-то - очень худо ему будет, ошибешься и землю с женской

могилы возьмешь - то жену его бесплодною сделаешь...

Без меня не сможешь ты этого, но я тебе подсоблю. Когда и где - не говори,

я и так узнаю... У врага твоего будет две могилы на этой земле: твоя,

магическая, и его, та, на которой он будет похоронен...

Следователь: - Стоменов, вы отдаете себе отчет в том, что вы говорите

здесь?

Стоменов: - Отдаю, мил человек. У тебя даже ладони потеть...(сигнал

прекратить запись) перестали...

--------------------------------------------------------------------------

Кристо Ракшиев (дневники):

С самого начала во всем этом была какая-то чертовщина, бесовщина,

мистификация. 79-летний старик, а мне только пятьдесят один, а сравните

меня и его: да я ему, черт подери, в папы гожусь! Рослый, почти метр

восемьдесят пять, широкоплечий, абсолютно седая голова, но лицо - ей-богу!

- от силы сорокалетнего. Я слышал, как перешептывались медики, пожимали

плечами: здоров был, как бык, - в 79 лет!!! Зрение, слух в норме, кровь,

сердце, нервная система, печень, половые органы - ха! Я думаю, в постели с

женщиной он дал бы молодежи трехкратную фору. Глаза у него были карие,

яркие, невыцветшие, как это обычно бывает у стариков. Такие выразительные

глаза - чаще всего спокойные, уверенные, иногда даже равнодушные. Один раз

он весело подмигнул мне - я был с ним в комнате допросов без следователя,

тот куда-то срочно вышел, охрана была на входе... Чего бояться - Стоменов

постоянно приковывался наручниками к металлическому столу, вмурованному

ножками в пол... Но меня иногда озноб бил от страха. Он подмигнул мне,

выразительно тряхнул скованными руками и то ли спросил, то ли предложил:

'Хошь сломаю?' Я вздрогнул, пожал плечами, отвел глаза, он усмехнулся,

сказал: 'Не боись, сынок...'

Он говорил уверенно, долго... Его почти никогда не перебивали: заговорил -