Дин Кунц

Душа Тьмы

после этого правительству Австралии предъявлен ультиматум.

После этого мы некоторое время молчали.

Снег все шел и шел.

- Значит, диктатура? - спросил я.

- Они это так не называют.

- Нацизм?

- Не стоит пользоваться терминами прошлых эпох. Можно биться об заклад,

что, едва только кончится эта война, Альянс развалится из-за какого-нибудь

пустяка. Скажем, русские выступят против нас - грядет настоящий Армагеддон.

Они отведали крови, и с обеих сторон уже воскресла старая ненависть.

- И ничего нельзя сделать?

Харри не ответил. Впрочем, на этот вопрос не было ответа. В салоне машины

повисло тягостное молчание, что, разумеется, отнюдь не поднимало мне

настроения.

Мы жили в век стремительного развития истории. За неделю могло случиться

больше, чем за год в прошлые столетия. Все двигалось безостановочно,

менялось, и мы оказались захвачены этим движением, унесены в бурное море,

чтобы сгинуть в водовороте или быть выброшенными на неведомый берег.

Я чувствовал, что мне суждено стать одним из утонувших. Военная машина

знала мне цену. И даже после окончания войны я могу служить хунте, помогать

угнетать тех, кто не понимает прелести военизированной нации. Я не знал,

смогу ли этим заниматься - или стану одним из мятежников. Всю свою жизнь я

дрейфовал от одного эмоционального срыва к другому, снова и снова

захлебываясь в бурных волнах. А потом встретил Мелинду, и мой психиатр

вылечил меня. Я впервые открылся миру, вкусил свободы и обрадовался ей. Мое

сумасшествие в разуме Ребенка и долгий прорыв наружу нарушили наслаждение

новообретенным покоем. А теперь, когда я вернулся и наше с Мелиндой

счастливое будущее было в моих руках, весь мир попал в руки безумцев,

которые грозили разорвать его на кусочки.

Нет, я не мог утонуть. Я должен был подняться на гребень волны, спастись,

чтобы спасти Мелинду. Черт бы их всех побрал вместе с их бомбами и войной!

Пока мы ехали, я чувствовал, как нарастает во мне ярость; как она

захлестывает мой разум, все мое существо. И понял, что недостаточно будет

очутиться на гребне волны. Нас двоих, может, и вынесет на берег после

Апокалипсиса. Но наш мир будет разрушен, и у нас не будет свободы - не будет

ничего. Жизнь станет постоянной борьбой за выживание в обществе, отброшенном

к варварству. Нет, надо забыть о желании оказаться на гребне - я должен

найти способ управлять течениями проклятого океана нашего будущего!

- Ты знаешь, мне приятно твое общество, - сказал я Харри, - но не мог бы

ты отвезти меня не к себе, а к Мелинде?

Он помедлил, прежде чем ответить, но все же сказал:

- Ее нет дома, Сим. Она арестована. Мелинда Таусер - политзаключенная.

Мне понадобилось несколько бесконечных секунд, чтобы осознать услышанное.

Меня охватил почти божественный гнев, и я стал искать, против кого обратить

его. Я не боялся за безопасность Мелинды, ибо был уверен в своем могуществе.

И по-прежнему не чувствовал, что снова прибегаю к ложной философии, столько

раз доводившей меня до беды...

Глава 3

Я стоял у окна в кабинете Харри со стаканом бренди в руке, но так и не

отпил из него. За окном виднелись черные скелеты деревьев, засыпанные снегом

газоны и заиндевелый кустарник живой изгороди. Этот безжизненный зимний

пейзаж как нельзя лучше соответствовал моим мыслям, а я размышлял сейчас о

том, что рассказал мне Харри по дороге к дому. Мелинда была замешана в

истории с памфлетами какой-то революционной группы и находилась под

следствием. Она написала мою биографию, и после журнальной публикации первой

части - детство в ИС-комплексе - ее арестовали для допроса в связи с

убийством полицейского и нападением на 'ревунок', произошедшим за две недели

до того. Проведен допрос или нет - никто не знал: она все еще находилась под

арестом.

Журнальная статья была не просто моей биографией: она содержала несколько

антивоенных замечаний и выпадов против И С, насчет публикации которых мы до

моего заключения в разуме Ребенка так и не приняли окончательного решения.

- Когда суд? - спросил я. По настоянию Харри мы отложили обсуждение этой

проблемы до тех пор, пока не окажемся в его теплой и уютной 'берлоге'.

- Дело будет рассматриваться в Военном суде. В сентябре.

- Семь с половиной месяцев! - Я отвернулся от окна, в гневе расплескав

бренди.