Дин Кунц

Душа Тьмы

Нас здесь теперь стало трое.

Ребенок. Симеон и Бог.

И все мы трое были совершенно безумны.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ ВОССТАНОВЛЕННАЯ...

Глава 1

Пойманный хитросплетениями мысли Ребенка, я почти утратил представление о

том, что реально, а что - нет. Здесь, среди поразительно контрастных руин

его подсознания, расплывчатые аналогии были столь же конкретны, как и

известный мне земной мир. Камни оказались так же изъедены непогодой, листва

деревьев играла всеми оттенками зелени, какие я видел и прежде, ветер

менялся от пронзительно ледяного до удушающе жаркого, хотя чаще был просто

умеренным. Там обитали птицы и животные, которые, хотя в той или иной

степени отличались от своих реальных прототипов, были вполне достоверны, но

более красочны и оригинальны. Поначалу я принялся систематизировать отличия

реального мира от его аналога, существовавшего в мозгу Ребенка, но это

знание лишь вызвало у меня меланхолию и неудовлетворенность, а вскоре

вогнало в некое подобие маниакально-депрессивного психоза. Я понял, что если

всю оставшуюся жизнь проведу здесь, то забуду другой мир, тот, который знал

прежде. И ради спокойствия моей души я должен также забыть, что, случись

Ребенку умереть, умру и я, плененный его внутренним миром. Такова уж новая

реальность, в которой я оказался, и оставалось только поскорее к ней

приспособиться. И я приспосабливался.

Придя в себя и снова обретя способность мыслить, я не смог определить,

сколько времени провел в беспамятстве. Постепенно в сознании всплывали

обрывки воспоминаний. Я вспомнил, как бежал вдоль каменных каньонов, которые

дрожали и меняли цвет, рушились, исчезали и воздвигались заново; там были

дикие скалы, певшие погребальные плачи, переходящие в долгие пронзительные

крики и стенания, - заслышав их, я падал, зажимая уши руками, и тоже кричал.

Я видел пятнистые небеса, переливавшиеся всеми оттенками то желтого, то

красного цвета, а иногда в них возникали отвратительные черные и коричневые

вихри. Я восходил к холоду и спускался в жару. Побывал на берегах странных

морей с водой вязкой, как сироп, и возле озер, от которых пахло бренди. Мне

являлись темные фигуры, подобные гигантским паукам, танцевавшим среди

бесконечных паутин из клейких белых нитей, слизни, ползавшие по стенам и

исчезавшие, едва я подходил поближе, чтобы рассмотреть их. Временами мимо

меня проносился Поток Силы, вихрь безумной струящейся энергии, который был

Им - Богом, безумнейшим из нас троих. А потом я очнулся, лежа на полу

широкого тоннеля, словно упал на бегу, спасаясь от чего-то страшного. Я сел,

огляделся, понял, что действительно оказался в ловушке. Делать нечего -

нужно постараться извлечь как можно больше пользы из теперешнего моего

положения.

Кроме того, я лелеял слабую надежду: возможно, душа этого морщинистого

мальчика, этого Ребенка, выздоровеет. И тогда откроется путь наружу,

появится способ вернуться в мое собственное тело. А его непременно должны

сохранить там, в ИС-комплексе, - питать внутривенно, содержать в порядке,

надеясь, что я вернусь, как только смогу. Если Ребенок станет нормальным, я

сумею пробиться через подсознательные блоки и вернуться в свое тело. Я вновь

обрету свободу! Даже такая малюсенькая надежда помогла мне остаться в

здравом уме, чтобы не обезуметь и не вернуться в свое тело сумасшедшим.

Существовала к тому же еще и возможность, тщательно исследовав этот

кошмарный ландшафт, отыскать щелку в холодном камне, который не давал мне

уйти. Я мог потратить на поиски сколько угодно много дней, все равно делать

больше нечего, и в конце концов найти выход. Конечно, вероятность удачи

очень мала, ибо ментальный аналог Ребенка огромен, это целый мир, и,

по-видимому, потребуются годы и годы на то, чтобы исследовать все его

уголки. К тому же сознание разрушенное, пытающееся полностью скрыться от

реальности, вряд ли оставит брешь в своей ограде.

Но я надеялся. У меня оставалась только надежда, и я ее бережно лелеял.

Глава 2

Итак, обретя здравый ум и решимость, я начал исследовать место, в котором

оказался. Мне не нужно было запасать провизию для моего путешествия, каким

бы долгим оно ни оказалось, ибо я больше не нуждался в физической пище и не

испытывал голода - только изредка посещало смутное воспоминание о былой