А. Безант

В преддверии храма

в этой новой форме

она сослужила хорошую службу миру. При виде жестокого отношения к

слабому человек разражался гневом; при виде несправедливости, он

негодовал и восставал против нее, и таким образом он постепенно очищал

свой гнев от многих примесей; в прежних жизнях он гневался за себя, он

возмущался, когда его лично оскорбляли, и платил ударом за удар, но

задолго до вступления в Преддверие он научился побеждать в себе зверя

и давно уже перестал платить злом за зло и ненавистью за ненависть.

Очистив гнев от элемента личного, он стал негодовать не тогда, когда

его оскорбляли, а когда на его глазах обижали ком-либо другого; не

столько свои, сколько чужие страдания стали вызывать в нем протест.

При виде жестокости по отношению к существу слабому и беззащитному, он

бросался на обидчика и спасал слабого от насилия. Таким образом, он

пользовался высшими эмоциями для того, чтобы овладеть низшими;

благородно направленная страстность поработила его животную природу,

он перестал гневаться за себя и негодовал лишь за тех, кому желал

помочь. Он давно признал служение своим долгом; один же из способов

служения в мире — борьба с угнетателями. Он сражался за слабых и

обездоленных, он горячо восставал против зла и неправды и совершал в

мире работу героя. Но в тихой атмосфере Преддверия, в свете исходящих

из Святая Святых лучей совершенного сострадания нет места для гнева,

даже если гнев и очищен от личного раздражения. Ученик должен

научиться понимать, что те, которые творят зло, также его братья и

что, совершив зло, они страдают больше, чем терпящие от них обиду; он

начинает понимать, что это благородное негодование, эта страстная

ненависть ко всякой неправде, этот бескорыстно пламенеющий огонь не

может быть свойством души, неизменно тяготеющей к Богу, ибо

Божественная Любовь любит всех детей, которых посылает в мир, на какой

ступени развития они бы ни стояли. Божественная Любовь, из которой все

изошло, не имеет ничего вне себя. Она разлита во всей вселенной; она

пребывает и в сердце злодея, и в сердце святого. В Преддверии человек

должен уметь за скрывающимися покровами видеть Божественное, ибо здесь

духовные очи должны открыться, и между душой и "я" других людей не

должно быть более стен; благородное негодование должно очиститься от

гнева и превратиться в одну святую силу помощи всем; в своей

совершенной чистоте она готова помочь и тирану, и рабу, и тому, кто

угнетает, и тому, кто угнетен, ибо Спасители мира не выбирают, кому

служить. Те, кто желают стать Слугами всех, не должны никого

ненавидеть. То, что было когда-то гневом, очистившись, превратилось в

покровительство слабым, в безличную борьбу со злом, в совершенную

справедливость ко всем.

То же, что он сделал с гневом, человек должен сделать и с любовью. На

низших ступенях любовь его проявлялась в бедной, неприглядной и убогой

форме; она стремилась только к удовлетворению себя и мало заботилась о

любимом существе. По мере того, как душа росла, любовь изменялась, она

облагораживалась, делалась менее эгоистичной и начинала обращаться к

высшим сторонам любимого существа; внешняя сторона утрачивала свое

значение, и любовь, некогда чувственная, сделалась чистой и

нравственной. В Преддверии она должна еще очиститься; она должна

освободиться от всякой исключительности. Очищаясь от личных примесей,

расширяясь и все сильнее разгораясь, любовь будет стремиться не брать,

а как можно больше давать другим. Делаясь все более и более

божественной, любовь будет устремляться туда, где нужда сильнее, а не

туда, где она может получить больше взамен.

В течение этого очистительного процесса душа будет строго проверять

себя, и, служа человечеству, она будет постоянно спрашивать себя: нет

ли чего-либо личного в ее служении? Если окажется, что душевная ее

деятельность тонко переплетена с самостью, что она менее занята

успехом дела, чем успехом действующего лица; если, потерпев неудачу и

видя успех другого, она вместе с радостью за успех дела испытает долю

разочарования, она узнает, что в ее служении все еще есть личная

примесь; если бы она служила совершенно бескорыстно, у нее не было бы

и мысли о своем участии в успехе дела. Если неудача хотя на миг

затуманила душевную жизнь, лишая обычного мира и бодрости, то это

ясный признак, что работа очищения еще не закончена и душевные очи еще

не прозрели. Если испытывая и измеряя свою любовь, душа заметит в себе

легкую дрожь разочарования при встрече с равнодушием и непониманием, и