Кэрролл Ли, Тоубер Джен

Дети Индиго - 2 (Часть 1)

когда мы ехали по автостраде, Мерфи показала на проехавшую мимо машину и заявила: «Тому дяде плохо». Я уже знала, что моя дочь — древняя душа, и попросила её рассказать подробнее.

Мерфи завела длинную историю о том, что тот дядя сделал и как ему грустно. Её явно огорчало, что всё это приходится разъяснять, пользуясь скудным детским словарным запасом.

С тех пор это не раз повторялось — Мерфи часто рассказывала мне, что и как чувствует «вон тот вот дядя» или «вот эта тётя». Иногда я пыталась выведать подробности, но Мерфи умолкала.

Она быстро теряла интерес к такому человеку и занималась уже чем-то другим.

Когда ей было три-четыре годика и я пыталась что-либо ей объяснять, Мерфи довольно часто обрывала меня решительным «Я знаю!» Когда я спрашивала, откуда ей это известно, она обычно отвечала самым обыденным тоном: «Мама, просто я знаю всё».

Впрочем, я даже тогда не сомневалась, что так оно и есть. Теперь, когда она заявляет: «Я знаю» или «Просто знаю, вот и всё», я прекращаю растолковывать и говорю: «Ах да, я забыла, что ты знаешь всё». Она в это свято верит… И я тоже!

Когда Мерфи было почти два года, в нашей семье появилась ещё одна малышка Индиго. Хейли родилась 6 января 1994 года.

Тихая девочка — совсем не такая прыткая, как её сестренка. С другой стороны, спала она тоже беспокойно, устойчивого режима не было, и я провела не одну бессонную ночь на диване вместе с ними обеими.

В девятимесячном возрасте Хейли заболела: частые рвоты и поносы. На протяжении последующих шести месяцев мы прошли все мыслимые проверки и анализы.

Когда ей было четырнадцать месяцев, она все ещё не умела ходить: казалось, Хейли просто слишком слабенькая, чтобы устоять на ногах. Врачи не могли понять, в чем дело, пока один из них не высказал предположение, что организм Хейли не переносит клейковины.

Мы исключили из её питания все продукты с пшеницей — и она мгновенно выздоровела. Две недели спустя она уже ходила. Мы продолжали тщательно соблюдать диету, и всё шло замечательно.

На Рождество, прямо перед вторым своим днём рождения, Хейли снова заболела. Врачебные осмотры и анализы пошли по второму кругу. Никто не мог выявить никаких отклонений, кроме, разве что, ушной инфекции.

Через две недели после дня рождения мне стало ясно, что она угасает. Накануне визита к очередному врачу я всю ночь плакала — не оставалось сомнений, что мы её потеряем.

Мерфи в ту пору уже было четыре. Она подошла ко мне и сказала: «Мамочка, она не умрёт». Мне стало легче. Мерфи знает всё. Утром, прямо в кабинете врача, у Хейли начались конвульсии, и я едва успела вовремя довезти её в больницу.

Позднее врачи из реанимации сказали мне, что она уже «застыла» — это последнее, что происходит с телом перед гибелью мозга. Затем доктора сообщили, что у Хейли в головном мозге опухоль размером с виноградину.

Они уже готовили девочку к экстренной операции по удалению опухоли. По словам хирурга, ЯМР-томограмма* показала, что опухоль, похоже, злокачественная, так что после операции необходимо будет пройти курс химиотерапии или облучения.

Когда состояние Хейли стабилизировалось, нам разрешили повидаться с ней. Я стояла у изножья кровати, и перед моим мысленным взором сам собой вдруг возник образ. Я видела, как над неподвижным, почти безжизненным на вид телом парило улыбающееся лицо.

Да, это было лицо самой Хейли — она смеялась и говорила: «Всё хорошо, мамочка. Всё будет в порядке, честное слово!» Я слышала эти слова вновь и вновь.

Присев рядом на кровать, я взяла в правую руки её крошечные пальчики, а левую приложила к её лобику. Закрыв глаза, я мысленно обратилась ко всей Вселенной. Я просила, чтобы все молитвы собрались сейчас воедино.

Я чувствовала их силу, когда они стекались издалека — из Лондона или Новой Зеландии. Они сошлись все сразу, с огромной скоростью, и слились в полосу ослепительного белого света. Похожий на комету с пылающим хвостом, он устремился прямо к нам.

Хотя глаза мои все ещё были закрыты, я «видела», как эта комета влетела в больничную палату через окно. Я ощутила, как она проникла в меня справа, прошла по моей левой руке, вырвалась из ладони и вонзилась в голову Хейли.

Когда свет ударил по опухоли, та взорвалась искрящимися, словно при фейерверке, брызгами. Казалось, опухоль просто исчезла — будто и не было. Это было самое прекрасное, что мне только доводилось видеть.