Всеслав Соло

Скоморох или Начало Магии (Часть 1)

но был подвижен в жестах и мимике... Сам невысокого

роста, но широкоплечий. Вечно в старых одеждах, еще бы, --

зарплата у него сто рублей, -- охранник на заводе: работа --

сутки на трое, 'один к трем' -- как любил шутить он. Глаза у

Паши голубые, лицо острое, а лоб размашистый и высокий. Паша --

по-ляк по деду. Раздался телефонный звонок. Я извинился перед

Мечетовым и поднял трубку.

-- Алло... -- услышал я тихий голос Ани. 'С чего бы это

вдруг она позвонила?..' -- подумал я.

-- Алло -- отозвался я. -- Здравствуй, Аня!

-- Здравствуй, Сережа... -- медленно проговорила она, что

не было похоже на ее тон общения, и я немного насторожился.

-- Давненько мы с тобою не разговаривали, -- сказал я

игриво.

-- Сережа... -- будто позвала меня Аня на том конце

провода, и я отмахнул от себя шутливый тон.

-- Мне надо с тобою встретиться, -- сказала Аня. -- Ты

сегодня сможешь часов в шесть в том кафе, где мы с тобой как-то

сидели прошлым летом, помнишь?

-- Это возле автострады? -- припомнил я.

-- Да, -- подтвердила Аня.

-- Ну это же летнее кафе, насколько я помню! -- возразил

я.

-- Там, рядом, его зимний зал, -- все так же тихо, даже,

как мне показалось, печально сказала Аня. -- Ты сможешь прийти?

-- медленно проговаривая слова, спросила она.

-- Хорошо! -- согласился я вопреки всем наставлениям

Ивана. -- Я буду там в шесть, -- сказал я, даже не успев

пожалеть об этом. -- А что случилось? -- крикнул я, будто

вдогонку, потому что мой вопрос повис в телефонном проводе, по

которому уже звучали отрывистые сигналы: Аня положила трубку...

Я тоже положил трубку на аппарат.

-- Слушай, зачем ты ходишь в литобъединение? -- спросил я

Пашу, чтобы поскорее приглушить чувственную остроту и

привязанность к отзвучавшему телефонному звонку.

-- Я же тебе уже говорил: я хожу туда, чтобы заряжаться!

Меня берет злость от того, как они погано пишут, эти его члены,

и я начинаю работать, как бы отталкиваясь от них! -- объяснял

Мечетов.

-- Что ж, может, ты и прав... -- подчеркнул я.

Тревога от телефонного звонка улеглась. Предстоящий вечер

в моих мыслях перевесил весь день. Я точно знал, по крайней

мере, не было повода сомневаться в этом знании, что мне встреча

с Аней худого принести ничего не могла, и поэтому на сердце у

меня все-таки лежало относительное, но спокойствие. Но зато

теперь я прямо начинал чуть ли не физически ощущать, как время

дня потекло быстрее, оно ускорялось на глазах. Я давно уже

сделал вывод: хочешь быстрее жить -- поставь себе какую-нибудь

цель и достигай ее. Хочешь жить долго -- живи бесцельно! Только

цель должна быть не ожидаема тобою, а достигаема! 'Значит, я

очень хочу этой встречи, -- подумал я, -- ибо не почувствовал

бы я тогда устремление времени'.

-- Как пишется тебе? -- спросил Мечетов, прервав мои

размышления.

-- Да как пишется... Пишется как пишется!.. По-разному...

Когда как, -- сказал я.

-- Прочти что-нибудь, -- попросил Мечетов.

Я полез в свой дипломат, лежавший на столе поодаль, достал

оттуда свой походный блокнот в коричневом кожаном переплете,

полистал немного его, остановился на одной из страничек.

-- Вот, совсем коротенькое, -- сказал я.

-- Как называется? -- спросил Мечетов.

-- 'Молитва', -- ответил я и принялся читать:

Да поможет мне Господь -

Выжить в этом мире!

Пусть здоровой будет плоть

И душа пошире!

Пусть не буду в нищете,

В гневе и простуде!

Пусть не буду в суете,

Но вокруг чтоб -- люди!..

-- Хорошо... -- похвалил меня Мечетов, -- что-нибудь еще

прочти, -- попросил он. И я прочел:

Я иду разведанной дорогою,

Подвожу я первый свой итог:

Может, за небесными порогами -

Одинок на свете я и Бог!..

Наступило молчание...

-- Сергей, -- наконец, проговорил Паша, -- зачем ты пишешь

о Боге?

-- Мне это становится все ближе, -- ответил я.

-- Не пиши о Боге, -- попросил Паша.

-- Почему? -- возразил я.

-- Ты знаешь, -- сказал Паша, -- у меня был один друг,

очень близкий друг. Он погиб. Такой хороший был: прямо

божественный человек. Все его хвалили, не могли нарадоваться

ему!

-- Ну и что? -- спросил я. -- К чему ты об этом заговорил?

-- К тому, что я никогда