Всеслав Соло

Скоморох или Начало Магии (Часть 1)

со следователем, что главная виновница

пропажи откатает свои отпечатки через пару дней, как

успокоится.

Гадостно, неприятно и мерзко откатывать свои отпечатки

пальцев! Меня посадили за стол, какой-то парень в штатском

каждый мой палец усердно пачкал в чем-то черном и прикладывал к

листу бумаги, разлинованному на ячейки. У меня взяли даже

отпечатки ладоней. Потом этот в штатском куда-то ушел

ненадолго, вернулся, извинился и снова стал откатывать мои

отпечатки на другом листе.

-- Начальнику не понравилось, -- объяснил он. -- Ладони

получились не четкими. И опять я морщился и меня даже

подташнивало.

Когда все закончилось, мне дали небольшую картонную

коробку с порошком для мытья рук и полотенце.

За этот день я так переутомился, что когда уже вечером

возвращался домой, все время оглядывался назад. Мне чудилось,

что за мною следят, незримо идут по следам. И хотя я был

полностью уверен в себе, в голову все же лез какой-то бред! 'А

вдруг как участковый дознался у Кати обо всем! А магнитофон --

предлог... Отпечатки взяли специально!.. Если так, то я --

пропал... Господи! Только бы все обошлось...'

У моего подъезда на крупной деревянной лавке сидели две

бабки. Они были в валенках, затертых шубах из черного каракуля,

в пуховых платках! Вокруг все обледенело, снег порошит, а эти

сидят! Я их ненавидел!..

Одна из них, толстая, низкорослая, любительница ходить в

гости из квартиры в квартиру по всему нашему дому,

выспрашивать, осведомлять, словом, переносчик заразы! Другая

занималась тем же самым, но выглядела иначе: худая, высокая,

детвора так ее и дразнила -- 'Щепка'.

В последнее время я стал замечать удивительное: как только

у меня появлялось плохое настроение или же я испытывал некую

духовную неуютность, физическое недомогание, так эти две бабки

обязательно попадаются мне на глаза! Они будто чувствуют мое

отвратительное состояние, будто нагоняют его на меня исподволь

из своих квартир, а потом выходят посмотреть: как я там себя

чувствую! От одного только вида этих особ у меня возникала

раздражительность, агрессивное сопротивление и неприятие! Это

происходило еще и оттого, что очень часто я проходил мимо них и

здоровался, а они промолчат, сделают вид, что не услышали или

же заговорились.

Я перестал с ними здороваться! Всегда молча проходил мимо.

Но они окликали меня ехидно, словно посмеиваясь, будто мимо

прошел ненормальный! Еще бы! По их понятию, если парню за

тридцать и он не женат, значит, тут что-то неладное! В их тоне

звучала убежденная, якобы здравомыслящая снисходительность к

убогому! А может, это мне просто казалось? Все может быть.

Только в одном я уверен: человек неминуемо чувствует

недоброжелательность...

Эти две бабки являлись для меня словно лакмусовой бумагой

моего состояния, энергетической силы и независимости. Наверное,

у каждого человека есть подобные бабки или другие люди,

предметы, но не каждый человек обращает на это внимание. А

может, я жертва отзывчивого воображения.

Они, эти бабки, сидели сегодня на лавке.

Меня обдало жаром, когда я их увидел. Мой взгляд забегал

по сторонам, меняя объекты своего внимания, будто выбирая, на

чем остановиться, но все вокруг было словно перепачкано

нестерпимо-ощутимым присутствием этих двух несносных старух!

Прошмыгивая мимо своих одухотворенных врагов, я вспомнил

один прием и стал смотреть прямо перед собой, но только усилием

воли понизил резкость изображения в глазах. Это мне очень

помогало! Мир становился расплывчатым, менее реальным.

-- Здравствуйте, Сереженька, -- снова ехидность

послышалась мне вслед. -- Что же ты проходишь и не

здороваешься?!

... Я поднимался по лестничной клетке, грустный,

опустошенный. Хотелось есть, даже ноги и руки дрожали.

Где-то впереди неожиданно открылась чья-то дверь.

-- Сережа, -- услышал я голос Вики.

-- Да... -- среагировал я и пошел на открытую дверь. Я

боялся выглядеть резким -- Вика обняла меня приветливо, но

настороженно.

-- Сережа, -- прошептала она, -- сегодня тобою

интересовалась милиция.

-- Как? И здесь тоже? -- с печальной покорностью спросил

я. Теперь Викино лицо туманилось перед моими глазами.