Карлос Кастанеда

Сила безмолвия (Часть 1)

все эти объяснения, которые ты даешь мне?

- спросил я. - неужели они результат истинной рассудительности и желания

помочь мне понять?

- Нет, - ответил он. - они являются результатом моей безжалостности.

Я страстно возразил, что мое собственное желание понять было

искренним. Он похлопал меня по плечу и объяснил, что мое желание понять

действительно искренне, но вот великодушие и моя щедрость - напускные. Он

сказал, что нагвали маскируют свою безжалостность автоматически, даже

против своей воли.

Пока я слушал его объяснения, у меня появилось странное ощущение в

задней части моего мозга, что когда-то мы уже подробно останавливались на

концепции безжалостности.

- Я не рациональный человек, - продолжал он, взглянув мне в глаза. -

я только кажусь им, поскольку моя маска очень эффективна. То, что ты

принимаешь за рассудительность, является моим отсутствием жалости. Ведь

безжалостность - это полное отсутствие жалости.

- В твоем случае, поскольку ты маскируешь свое отсутствие жалости

великодушием и щедростью, ты кажешься легким и открытым. Хотя на самом

деле ты так же щедр, как я рассудителен. Мы оба с тобой мошенники. Мы

совершенствуем искусство маскировки того факта, что не чувствуем жалости.

Он сказал, что полное отсутствие жалости его бенефактора было

замаскировано за фасадом добродушного, практичного шутника с непреодолимой

потребностью подшутить над каждым, с кем он входил в контакт.

- Маской моего бенефактора был счастливый, спокойный человек без

мирских забот, продолжал дон Хуан. - но под всем этим, как и все нагвали,

он был таким же холодным, как арктический ветер.

- Но ты же не холодный, дон Хуан, - сказал я искренне.

- Нет, я холодный, - настаивал он. - просто эффективность моей маски

дает тебе ощущение теплоты.

Он продолжал объяснять, что маска нагваля Элиаса состояла в доводящей

до бешенства дотошности относительно деталей и точности, которая создавала

ложное впечатление внимательности и основательности.

Он начал описывать поведение нагваля Элиаса. Рассказывая, он

по-прежнему смотрел на меня. И может быть из-за того, что он смотрел на

меня так внимательно, я никак не мог сконцентрироваться на том, что он мне

говорил. Я сделал невероятное усилие, стремясь собрать свои мысли.

Он секунду наблюдал за мной, а потом вернулся к объяснению

безжалостности, но я больше не нуждался в его объяснении и сказал ему, что

вспомнил все, что он хотел - тот день, когда мои глаза блестели в первый

раз. В самом начале моего ученичества мне удалось самостоятельно

переменить свой уровень сознания. Моя точка сборки достигла позиции,

которую называли местом отсутствия жалости.

МЕСТО ОТСУТСТВИЯ ЖАЛОСТИ

Дон Хуан сказал мне, что особой необходимости говорить подробно о

моем воспоминании нет, во всяком случае, не сейчас, поскольку разговор

используется только для подведения к воспоминанию. А раз точка сборки

передвинулась, полное переживание проживается вновь. Еще он сказал, что

для меня лучшим способом подойти к полному воспоминанию была прогулка.

После этого мы встали и пошли очень медленно и молчаливо по тропам

этих гор. Мы шли до тех пор, пока я не вспомнил все.

Мы находились на окраине Гуаямоса, в Северной Мексике, по пути из

Ногалеса, штат Оризона, когда мне стало ясно, что с дон Хуаном что-то не

так. Уже час или больше того он был необычно молчалив и мрачен. Я бы

ничего и не подумал об этом, но потом, внезапно, его тело бесконтрольно

задрожало. Его подбородок ударился о грудь, как будто мышцы шеи больше не

удерживали тяжесть его головы.

- Тебя затошнило от езды, дон Хуан? - спросил я в испуге.

Но он ничего не отвечал и только тяжело дышал через рот.

На первом этапе нашего путешествия, который занял несколько часов, с

ним было все в порядке. Мы много говорили обо всем и ни о чем. А когда мы

остановились в городе Санта Ана на заправку, он даже немного поотжимался

на капоте машины, разминая мышцы плеч.

- Что с тобой, дон Хуан? - спросил я.

Я почувствовал приступ беспокойства в животе. Как только я открыл

дверь машины со своей стороны, он вцепился в мою руку железной хваткой.

Очень тяжело и с моей помощью дон Хуан выбрался из машины через

водительское кресло. Очутившись на тротуаре, он, схватив мои плечи обеими

руками, с трудом