Карлос Кастанеда

Путешествие в Икстлен (Часть 2)

сухой кустарник. Мне на ум пришла мысль о медведе, но

затем я сообразил, что в пустыне нет медведей. Я ухватился

за руку дона Хуана, и он улыбнулся мне, приложив палец ко

рту в знак молчания. Я таращился в темноту слева от себя, он

сделал мне знак не делать так. Несколько раз он указал прямо

надо мной вверх, а затем заставил меня повернуться так,

чтобы я оказался лицом к темной массе холма. Пальцем дон

Хуан указывал на какую-то определенную точку холма. Я

удерживал глаза на этом месте, и внезапно, как в ночном

кошмаре, темная тень прыгнула на меня. Я взвыл и упал на

землю на спину. На секунду темный силуэт был наложен на

черно-синее небо, а затем он пронесся дальше и приземлился

за нами в кустах. Я услышал звук падения тяжелого тела в

кусты, а затем неземной выкрик.

Дон Хуан помог мне подняться и провел меня в темноте к

тому месту, где я оставил свои ловушки. Он велел мне собрать

их вместе и разобрать на части, а затем разбросал эти части

во всех направлениях. Все это он выполнил, не говоря ни

слова. По дороге к дому мы не говорили совсем ничего.

- Что ты хочешь мне сказать? - спросил дон Хуан после

того, как я неоднократно просил его объяснить те события,

свидетелем которых я был несколько часов назад.

- Что это было? - спросил я.

- Ты знаешь чертовски хорошо, что это было, - сказал

он. - не размазывай все это своим 'что-это-было'. Кто это

был? - вот что важно.

Я разработал объяснение, которое, казалось, меня

устраивало. Фигура, которую я видел, весьма походила на

воздушного змея, которого кто-то пустил над холмом, в то

время, как кто-то другой притащил его на землю за нами.

Отсюда и эффект силуэта. Отсюда и темный силуэт, пронесшийся

по воздуху, пожалуй, 30 или 40 метров.

Он внимательно выслушал мое объяснение, а затем смеялся

до тех пор, пока слезы не полились у него по щекам.

- Перестань ходить вокруг да около, - сказал он. -

отвечай на вопрос прямо. Разве не женщина это была?

Я должен был признать, что когда я упал и смотрел

вверх, то я видел темный силуэт женщины в длинной юбке,

прыгнувшей через меня в очень медленном движении. Затем

что-то, казалось, дернуло силуэт, и он пролетел меня с

большой скоростью, обрушившись затем в кусты. В действи-

тельности именно это движение дало мне идею воздушного змея.

Дон Хуан отказался обсуждать прецедент дальше. На

следующий день он ушел выполнять какое-то мистическое

поручение, а я отправился навестить друзей индейцев из

племени яки в другой деревне.

Среда, 12 декабря 1962 года.

Как только я прибыл в селение яки, мексиканец, владелец

магазина, сказал, что он взял напрокат проигрыватель и

двадцать пластинок в городе Обригоне для 'фиесты', которую

он собирается устроить следующим вечером в честь

Гваделупской девы. Он уже всем сказал, что сделал

необходимые приготовления благодаря Хулио, бродячему

продавцу, который приезжал в селение яки дважды в месяц,

чтобы собирать платежи за дешевую мануфактуру, которую он

ухитрялся продавать в кредит некоторым индейцам-яки.

Хулио принес проигрыватель в начале дня и подключил его

к динамо, которое снабжало электричеством магазин. Он

убедился, что оно работает, а затем, повернув громкость до

максимума и напомнив владельцу магазина, чтобы тот не трогал

никаких кнопок, начал отбирать двадцать пластинок.

- Я знаю, сколько царапин на каждой из них, - сказал

Хулио владельцу магазина.

- Скажи это моей дочери, - ответил владелец магазина.

- Отвечаешь ты, а не твоя дочь.

- Это одно и то же, потому что она будет менять

пластинки.

Хулио настаивал на том, что для него нет никакой

разницы, будет ли она или кто-нибудь еще обращаться с

проигрывателем, если владелец магазина будет платить за

каждую пластинку, которой будет причинен ущерб. Хозяин начал

спорить с Хулио. Лицо у Хулио покраснело. Время от времени

он поворачивался к большой группе индейцев яки, собравшихся

перед магазином и делал знаки отчаяния или замешательства,

двигая руками и корча гримасы. Очевидно, как последний

выход, он требовал аванса. Это явилось причиной другого

длинного спора относительно того, что считать пластинкой,

которой причинен вред. Хулио с авторитетом заявил, что любая