Пауло Коэльо

Дьявол и сеньорита Прим

надо будет сжечь труп, а пепел развеять в горах.

И в буквальном, и в переносном смысле именно Берта будет тем человеком, который удобрит собой здешнюю землю и снова сделает её плодородной.

— О чём вы так задумались? — прервала её размышления старуха.

— О костре, — отвечала жена мэра. — О прекрасном костре, который согреет нам и тело, и душу.

— Как хорошо, что мы живём не в средневековье: вы ведь знаете, что кое-кто в нашем городе считает меня ведьмой?

Лгать было нельзя, ведь старуха заподозрила бы недоброе, и обе женщины молча кивнули.

— А живи мы с вами в ту пору, они бы захотели сжечь меня на костре — да-да, сжечь заживо, и только потому, что кто-то решил бы, будто я в чём-то виновата.

«Что происходит? — подумала хозяйка гостиницы. — Неужели нас кто-то выдал? Неужели жена мэра, которая сейчас стоит рядом со мной, успела побывать здесь и всё рассказать старухе? Неужели падре раскаялся в своём замысле и пришёл сюда исповедаться перед грешницей?»

— Благодарю, что навестили меня, но я прекрасно себя чувствую и готова идти на любые жертвы, включая эти дурацкие диеты для снижения уровня холестерина, ибо желаю жить долго.

Берта поднялась и открыла дверь. Посетительницы стали прощаться. Собрание на площади ещё не кончилось.

— Я и вправду рада была вас повидать, а теперь вот только докончу этот ряд и лягу спать.

Я, по правде говоря, верю в проклятого волка, а потому хочу вас попросить: вы обе — женщины молодые, может, побудете где-нибудь поблизости, пока не кончится ваше собрание, тогда уж я буду уверена, что волк не подойдёт к моим дверям.

Хозяйка гостиницы и жена мэра согласились, пожелали Берте доброй ночи, и та вошла в дом.

— Она всё знает! — вполголоса сказала хозяйка. — Кто-то её предупредил! Разве ты не заметила насмешки в её словах? Разве не поняла — она догадалась, что мы пришли её караулить?

Жена мэра слегка смутилась.

— Она не может знать. Не найдётся такого безумца, который решился бы... А что, если она...

— Что?

— Если она и в самом деле — ведьма. Помнишь, как дул ветер во время нашего разговора?

— А окна, между тем, были закрыты.

Сердца у обеих сжались — дали себя знать столетия суеверий. Если Берта — действительно ведьма, смерть её, вместо того чтобы спасти город, погубит его окончательно. Так гласили легенды.

Берта погасила свет и в щелочку ставни поглядела на двух женщин, стоявших на улице. Она не знала, что делать — плакать, смеяться или покорно принять свою судьбу.

Лишь в одном не было у неё ни малейших сомнений — именно она была предназначена в жертву. Муж явился ей во второй половине дня и, к её удивлению, не один, а в сопровождении бабушки сеньориты Прим.

Первым чувством, которое испытала Берта, была ревность — отчего это они вместе? Но затем, она увидела, какие тревожные и обеспокоенные у них глаза, а уж когда гости рассказали ей, о чём шла речь в ризнице, просто впала в отчаяние.

Они просили её немедля бежать.

— Да вы шутите, наверно, — отвечала им Берта. — «Бежать». Куда мне с моими больными ногами пускаться в бега — я до церкви-то, что в ста шагах от дома, еле-еле могу доковылять.

Нет уж, вы, пожалуйста, решите это дело там, наверху. Защитите меня! Даром, что ли, я всю жизнь молилась всем святым?!

Гости объяснили, что положение более серьёзное, чем представляется Берте: сошлись в противоборстве Добро и Зло, и никто не может вмешиваться.

Ангелы и демоны начали одну из тех битв, которые затевались, время от времени, и на сколько-то лет или столетий губили или спасали целые края.

— Меня это не касается; защищаться мне нечем; к битве я не имею отношения и не просила её начинать.

Да и никто не просил. Всё началось с того, что два года назад некий ангел-хранитель допустил ошибку в расчетах.

Произошло похищение — две женщины были уже обречены, но трёхлетняя девочка должна была спастись. Она, как говорили, должна была стать утешением для своего отца, помочь ему не утратить надежду и суметь пережить страшное несчастье, которое на него свалилось.