Пауло Коэльо

Дьявол и сеньорита Прим

Ахав. Ни богослужения, ни проповеди не могли состязаться с ходившими там легендами и поверьями.

Прошло десять лет. И к концу десятого года он понял, в чём его ошибка: его жажда познания выродилась в высокомерие.

Он до такой степени был уверен в божественной справедливости, что не сумел уравновесить её искусством дипломатии. Он полагал, что живёт в мире, где Бог присутствует всюду, а оказался в мире, куда люди иногда Бога просто не впускали.

По прошествии пятнадцати лет он понял, что вовек не выберется из Вискоса: его недоброжелатель-епископ стал кардиналом, занимал важный пост в Ватикане, имел неплохие шансы на папский престол и никогда бы не допустил, чтобы падре из провинциального прихода сделал достоянием гласности историю о том, что законопатили его в глушь из ревности и зависти.

К этому времени, священник был уже отравлен полнейшим отсутствием стимулов — да и кто бы на его месте мог столько лет сопротивляться царящему вокруг безразличию?

Он думал о том, что если бы вовремя сложил с себя сан, то оказался бы гораздо полезнее Богу, но постоянно откладывал это решение, надеясь, что ситуация изменится, а теперь было уже поздно — он утерял всякие связи с окружающим его миром.

И вот, через двадцать лет, однажды ночью он проснулся, в отчаянии осознав, что жизнь его совершенно бессмысленна. Он знал, на сколь многое способен, и горевал, что так мало осуществил.

Он вспомнил о двух записочках, которые носил в карманах, и понял, что теперь всегда сует руку лишь в правый карман. Он хотел быть мудрым, но не был политиком. Хотел быть справедливым, но не был мудрым. Хотел быть политиком — и не хватало решимости.

«Господи, где же твоё великодушие? Почему ты поступил со мной, как с Иовом? Неужели исчерпаны все возможности? Дай мне ещё один шанс!»

В ту ночь он поднялся, наугад открыл Библию, как поступал всякий раз, когда требовалось найти ответ. На этот раз взгляд его упал на ту страницу, где описывается, как Христос на тайной вечере просит, чтобы предатель указал на Него ищущим Его солдатам.

Падре погрузился в раздумья: почему же Иисус просит предателя совершить грех?

«Потому что должно исполниться пророчество», — сказали бы богословы. Но это не объясняет, почему Иисус подтолкнул человека к совершению греха и обрёк на вечное проклятье.

Иисус никогда бы не сделал этого: и Он сам, и предатель были всего лишь жертвами. Зло должно проявиться и исполнить свою роль для того, чтобы Добро, в конце концов, восторжествовало.

Если бы не было предательства, не было бы и распятия, не сбылось бы предначертанное и жертва никому бы не послужила примером.

На следующий день появился в Вискосе чужестранец, как часто бывало. Падре не придал этому никакого значения и никак не соотнёс это со своей молитвой и с прочитанным отрывком из Евангелия.

Когда же он услышал рассказ о натурщиках, с которых Леонардо да Винчи писал персонажей «Тайной вечери», он вспомнил, что читал нечто подобное в Библии, но в тот вечер подумал, что это всего лишь совпадение.

И лишь после того, как сеньорита Прим сообщила о пари, заключённом ею с чужестранцем, понял падре, что молитва его услышана.

Зло должно проявиться и совершиться, чтобы, в итоге, Добро могло тронуть сердца здешнего народа. Впервые за всё то время, что провёл священник в Вискосе, церковь была переполнена. Впервые самые важные персоны города собрались в ризнице.

«Зло должно проявиться и совершиться, чтобы люди поняли ценность Добра».

Со здешними людьми произойдёт то же, что и с предателем-апостолом, который вскоре после того, как свершил свое деяние, понял, что он свершил, — они устыдятся и раскаются так сильно, что Церковь станет для них единственным прибежищем, а Вискос, наконец-то, превратится в город верующих.

А он, здешний священник, станет орудием Зла, он возьмёт на себя эту роль — возможно ли полнее и глубже показать Господу своё смирение?!

Пришел мэр, как и было условленно.

— Расскажите мне, падре, что я должен делать.

— Я сам проведу собрание, — прозвучало в ответ.

Мэр заколебался — он был в городе высшей властью, и ему вовсе не хотелось, чтобы такой важной темы прилюдно и публично касался посторонний. А падре, хоть и провёл в Вискосе больше двух десятилетий, всё же, был не местным, не знал всех здешних легенд