Пауло Коэльо

Дьявол и сеньорита Прим

и поверий, и в жилах его не текла кровь Ахава.

— Я полагаю, что в столь серьёзных обстоятельствах обратиться к народу надлежит всё-таки мне, — сказал он.

— Ладно, будь по-вашему. Это даже и к лучшему, ибо, если выйдет скверно, Церковь останется в стороне. Я сообщу вам свой план, а уж вы возьмёте на себя труд его обнародовать.

— Впрочем, по зрелом размышлении я понял, что если уж план — ваш, то будет честней и справедливей, если вы о нём и расскажете.

«Вечный страх, — подумал падре. — Хочешь подчинить себе человека — заставь его испытать страх».

* * *

Б

ез десяти девять хозяйка гостиницы и жена мэра подошли к дому Берты и, войдя, застали старуху за вязанием.

— Нынче вечером наш город на себя не похож, — сказала она. — Я слышу топот многих ног, в баре все эти люди не поместились бы.

— Это наши мужчины, — ответила хозяйка гостиницы. — Они идут на площадь, чтобы решить, как быть с чужестранцем.

— Понятно. А что тут решать? Либо принять его предложение, либо пусть через двое суток едет восвояси.

— Нам и в голову никогда бы не пришло принять его предложение, — возмутилась жена мэра.

— В самом деле? А я слышала, будто наш падре прочёл сегодня замечательную проповедь, вспомнив, как жертва одного человека спасла всё человечество и как Бог, приняв предложение сатаны, покарал самого верного из своих рабов.

Что дурного, если жители Вискоса воспримут предложение чужестранца как... ну, скажем, как сделку.

— Вы, должно быть, шутите.

— Нет, я вполне серьёзно. Вы, похоже, меня обманываете.

Обе дамы хотели встать и уйти, но это было бы слишком рискованно.

— Да, кстати, а чему я обязана честью видеть вас у себя? Раньше такого, помнится, не бывало.

— Два дня назад сеньорита Прим сказала, что слышала, как воет проклятый волк.

— Всем известно, что проклятый волк — глупая выдумка нашего кузнеца, — сказала хозяйка гостиницы.

— Уверена, он отправился в лес с какой-нибудь женщиной из соседней деревни, начал там её домогаться, получил отпор и сплел историю про то, как на него напал волк. Но мы, тем не менее, решили посмотреть, всё ли благополучно возле вашего дома.

— Всё в полнейшем порядке. Я вяжу салфетку на стол, хоть и не поручусь, что успею завершить работу, — может быть, я завтра умру.

Наступило неловкое молчание.

— Вы, наверно, знаете, что со стариками такое иногда случается: возьмут да умрут, — добавила она.

Атмосфера разрядилась и стала такой, как прежде. Или почти такой.

— Вам рано ещё думать о смерти.

— Может, и рано, но кто знает, что ждёт нас завтра? Кстати, к вашему сведению, именно об этом я думала весь сегодняшний день.

— Для этого были какие-нибудь особые причины?

— Вы находите, что должны быть особые причины?

Хозяйка гостиницы почувствовала, что необходимо срочно сменить тему разговора, но сделать это надо было осторожно. К этому времени, собрание на городской площади уже началось, а продлиться оно должно было всего несколько минут.

— Я нахожу, что с возрастом все мы начинаем осознавать неизбежность смерти. И надо учиться принимать её с кротким и мудрым смирением, ибо, порою она избавляет нас от ненужных страданий.

— Ваша правда, — ответила Берта. — Именно об этом я и размышляла сегодня целый день. И знаете, к какому выводу пришла? Я очень-очень, ну просто ужас как боюсь смерти. И не верю, что пробил мой час.

Снова повисло тягостное молчание, и жена мэра вспомнила давешний разговор в ризнице об участке земли, примыкающем к церкви, — говорили-то они об одном, а в виду имели другое.

Ни она, ни её спутница не знали, что творится на площади: никто не мог угадать, какой план предложит жителям священник и какова будет реакция горожан.

Бессмысленно было заводить с Бертой разговор напрямую — никто просто так, за здорово живёшь, не согласится умереть.

Мысленно она поставила себе задачу: если и впрямь они хотят убить старуху, надо придумать способ сделать это так, чтобы обойтись без насилия и не оставить следов борьбы — ведь будет следствие.