Пауло Коэльо

Дьявол и сеньорита Прим

попросит провести экспертизу, и выяснится, что она говорит правду — на металле обнаружат частички грунта.

А тем временем, слухи об этой истории докатятся до Вискоса, и жители его — от зависти или по злобе — сумеют настроить полицию против девушки, рассказав, что о ней ходит слава, будто она не раз блудила с приезжими постояльцами, а потому могла украсть слиток, покуда чужестранец спал.

И кончится всё это самым жалким и плачевным образом: золото конфискуют до суда, который разберёт дело, Шанталь поймает другую попутку и вернётся в Вискос — униженная, уничтоженная, обречённая на толки и сплетни, которые не позабудутся ещё несколько десятков лет.

Потом окажется, что процесс ни к чему не приведёт, что адвокаты стоят денег, каких она и в руках не держала, и, в конце концов, она, не дожидаясь суда, откажется от золота.

И что в итоге? Ни золота, ни доброго имени.

Но есть ведь и другой вариант: чужестранец сказал ей правду. Если Шанталь похитит слиток и скроется с ним, разве не спасёт она свой город от куда большей беды?

Однако, ещё до того, как выйти из дому и направиться в лес, Шанталь знала, что никогда не решится на подобный шаг.

Но почему же именно в тот момент, который мог бы полностью изменить всю ее жизнь, обуял её такой страх? Разве не случалось Шанталь спать с теми, кто ей нравился?

Разве не кокетничала она с посетителями бара, надеясь на хорошие чаевые? Разве не лгала, время от времени? Разве не завидовала прежним друзьям, которые теперь появлялись в Вискосе лишь под Новый год, чтобы проведать родных?

Она изо всех сил стиснула в пальцах слиток, поднялась на ноги, чувствуя слабость и отчаяние, снова спрятала золото в ямку и присыпала землёй. Нет, она не способна на такое — и дело тут не в том, честная она или нет, а в ужасе, обуявшем её.

В эту минуту она ясно осознала, что человек не может осуществить свои мечты в двух случаях: когда они совершенно несбыточны и когда после того, как колесо судьбы делает внезапный оборот, они превращаются в нечто вполне осуществимое, да только ты к этому не готов.

Тогда вот и охватывает тебя страх перед дорогой, ведущей неведомо куда, перед жизнью, бросающей тебе неведомые вызовы, перед возможностью того, что всё привычное и устоявшееся сгинет бесследно и навсегда.

Люди хотят всё изменить и одновременно хотят, чтобы всё оставалось прежним, таким, как раньше.

Шанталь не знала, почему это происходит, но именно это и происходило с ней сейчас. Быть может, она слишком сильно привязалась к Вискосу, слишком привыкла к тому, чтобы ощущать себя побеждённой, — и любой шанс на победу сделался для неё неподъёмной тяжестью, невыносимым бременем.

Она не сомневалась, что чужестранцу надоест ждать от неё ответа и скоро — может быть, уже сегодня к вечеру — он решит остановить свой выбор на ком-нибудь ещё. Но страх пересиливал желание изменить свою участь.

Руки, совсем недавно державшие слиток золота, должны будут снова взять швабру, мочалку, половую тряпку.

Шанталь повернулась спиной к закопанному сокровищу и направилась в город: там, в гостинице, её уже поджидала слегка раздражённая хозяйка, которой девушка обещала прибраться в баре до того, как проснётся единственный постоялец.

Опасения Шанталь не подтвердились — чужестранец не уехал.

В тот же вечер она увидела его в баре: он был, как никогда, оживлён и обходителен, рассказывал о своих приключениях, не вполне правдоподобных, но, по крайней мере, ярко и насыщенно пережитых им в воображении. И, как вчера, взгляды их безразлично скрестились лишь в ту минуту, когда он расплачивался за угощение.

Шанталь была измучена и мечтала лишь о том, чтобы все ушли пораньше.

Однако, чужестранец был сегодня особенно в ударе и рассказывал всё новые и новые случаи, а завсегдатаи слушали его внимательно, заинтересованно и с тем уважением, больше похожим на смиренную ненависть, которое сельские жители испытывают к горожанам, полагая, что они — умнее, образованнее, современнее, культурнее и во всём разбираются лучше.

«Дурачьё, — подумала Шанталь. — В толк не возьмут, как они важны.