Шри Парамаханса Йогананда

Автобиография монаха (Часть 2)

выше большинства собравшихся

здесь людей. Они исповедуют самые различные религии, но не имеют

понятия об истинной ценности хотя бы такой 'мела', как сегодняшняя. И

вот эти люди могли бы извлечь пользу от встречи с индийскими

учителями. Ведь их высокий интеллект нередко сочетается с грубым

материализмомо, а вердущие ученые и философы не признают внутреннее

единство всех религий. Их верования служат непреодолимой навеки

разделяющей нас преградой.

--Я вижу, что вас интересуют взаимоотношения Запада и Востока,--лицо

святого осветилось одобрением.--Я ощутил боль вашего сердца,

достаточно великого, чтобы вместить всех людей. Вот поэтому-то я и

позвал вас сюда.

--Восток и Запад должны найти некий золотой средний путь, продолжал

он.--Индия должна многому научиться у Запада в обрасти материального

развития; я, в свою очередь, она может передать универсальную

методологию, которая поможет западу связать воедино науку и религию.

--Вы, свамиджи, тоже примете участие в диалоге между Востоком и

Западом. Через несколько лет я пошлю вам ученика, которого вы обучите

для распространения йоги на Западе. Оттуда до меня доходят вибрации

многих душ, ищущих духовного пути.

И я вижу в Европе и Америке немало потенциальных святых, жаждущих

пробуждения'.

В этом месте своего повествования Шри Юктешвар пристально посмотрел на

меня.

--Сын мой,--промолвил учитель, улыбаясь при свете яркой луны,--ты и

есть тот ученик, которого много лет назад обещал прислать мне Бабаджи.

Я был счастлив узнать, что Бабаджи направил мои стопы к Шри Юктешвару,

однако мне трудно было представить себя на далеком Западе без моего

возлюбленного гуру и простой тишины ашрама.

'Затем Бабаджи заговорил о 'Бхагавад-Гите',--продолжил свое

повествование Шри Юктешвар.--К моему изумлению несколлькими

одобрительными словами он дал понять, что ему известны написанные мною

пояснения к некоторым главам 'Гиты'.

--Я прошу вас, свамиджи, взять на себя еще и другую задачу,--сказал

великий учитель.--Не напишите ли вы небольшую книгу о единстве основ

христианских и индийских писаний? Покажите параллельными ссылками, что

вдохновленные сыны Божьи изрекали одинаковые истины и что сейчас их

единство затемнено сектанскими разногласиями среди людей.

--Махарадж /2/,--ответил я в недоумении,--что за поручение! Разве я

смогу выполнить его?

Святой мягко рассмеялся:

--Почему вы сомневаетесь, сын мой?--успокоил он меня.--В самом деле

кому принадлежит вся эта работа? Кто совершает все действия? Все то,

что Господь заставил меня сказать, непременно реализуется, как

истинное.

Я ощутил себя охваченным благостью святого и дал согласие написать

книгу. Чувствуя, что наступило время расставания, я неохотно встал со

своего места на куче листьев.

--Вы знаете Лахири? /3/--осведомился учитель.--Не правда ли, это

великая душа? Расскажите ему о нашей встрече.

Затем он дал мне послание для Лахири Махасайа. Когда я смиренно

поклонился на прощание, святой благосклонно улыбнулся и пообещал мне:

--Когда ваша книга будет окончена, я приду к вам. А сейчас до

свидания!

На следующий день я уехал из Аллахабада в Бенарес. Очутившись в доме

гуру, я рассказал ему обо всей этой истории с чудесным святым на

Кубмха Мела.

--О, так ты не узнал его?--глаза Лахири Махасайа искрились

весельем.--Вижу, что нет, потому что он не допустил этого. Это был мой

несравненный гуру, небесный Бабаджи!

--Бабаджи!--повторил я в благоговейном страхе.--Йогин во Христе

Бабаджи! Видимый и невидимый спаситель! Ах, если бы я мог сейчас

вернуть прошлое и оказаться еще раз в его присутствии! Я доказал бы

ему свою преданность у его лотосоподобных ног.

--Ничено,--утешил меня Лахири Махасайа,--ведь он пообещал тебе прийти

еще раз.

--Гурудева, божественный учитель поручил мне передать вам послание.

'Скажи Лахири,--попросил он меня,--что запас энергии для этой жизни

крайне низок; она почти исчерпана.

Когда я произнес эти слова, все тело Лахири Махасайа вздрогнуло, как

если бы его коснулась молния. В мгновенье ока все вокруг него

погрузилось в молчание, и его улыбающееся лицо стало неправдоподобно

строгим. Тело стало бесцветным, уподобившись деревянной статуе,

мрачной и неподвижной. Я смутился и встревожился, ибо никогда в жизни

не видел, чтобы эта жизнерадостная душа проявляла такую пугающую

серьезность. Другие присутствующие здесь ученики взглянули друг на

друга понимающими глазами.

Три часа прошли в молчании. Затем Лахири Махасайа вновь принял свой