Роберт Аллан Монро

Путешествия вне тела

а другое, нефизическое

тело, которым мы, по-видимому, обладаем, - Вторым Телом. Пока что

эти термины кажутся мне наиболее удачными.

Только после первого наглядного, поддающегося проверке опыта

я стал всерьез допускать, что все это не просто сны наяву, галлюцинации,

невротическая аберрация, начальная стадия шизофрении, фантазии,

вызванные самогипнозом, а то и что-нибудь похуже.

Этот первый наглядный опыт нанес мне поистине сокрушительный

удар. Признание его реальностью опрокидывало практически все мое

знание жизни, накопленное к тому времени, все, чему меня учили,

мои представления, мою систему ценностей. Больше того, это подрывало

мою веру в полноту и достоверность научного знания, наработанного

нашей культурой. Прежде я был уверен, что наши ученые знают ответы

на все вопросы или по крайней мере на большинство из них.

И наоборот, отвергнуть очевидное - пусть для одного меня и

никого больше - означало бы отвергнуть все то, что я ставил так

высоко: убежденность в том, что освобождение человечества и его

прогресс определяются прежде всего его способностью познавать неизвестное

с помощью разума и научного

подхода.

Такая вот дилемма встала передо мной. Я до сих пор не знаю,

что это - дар ли, ниспосланный свыше, прикосновение ли волшебной

палочки?

2 ПОИСКИ И ИССЛЕДОВАНИЯ

Что делать человеку, оказавшемуся перед лицом неведомого? Отвернуться

и забыть? В случае со мной такой реакции препятствовали два фактора.

Первый -самое обычное любопытство. Второй - как можно забыть или

не замечать слона в гостиной? Или еще точнее - привидение в спальне?

На другой чаше весов лежали конфликты и опасения вполне реальные

и осязаемые. Естественно, я страшно боялся того, что может произойти

со мной, если такое "состояние" будет продолжаться и дальше. Гораздо

больше, чем ухудшение физического здоровья, меня беспокоила опасность

психического заболевания. Дабы развеять подобные опасения, я основательно

занялся психологией и завел знакомства среди психологов и психиатров.

Однако я не решался обсуждать с ними свои проблемы, так как боялся,

что тогда попаду в разряд их пациентов и потеряю ту доверительность

в отношениях, которую гарантирует равенство ("нормальность"). С

приятелями по бизнесу и соседями дело обстояло еще хуже: они бы

сочли меня за ненормального, психопата, а это уже серьезно отразилось

бы на жизни моей и моих близких.

Наконец, видимо, надо было держать это в секрете и от семьи:

незачем было подвергать домашних ненужным треволнениям. Лишь необходимость

объяснить некоторые из моих странных действий вынудила меня раскрыть

тайну жене. Поначалу она восприняла все это с недоверием, но иного

выбора не было, и ей не оставалось ничего другого, как стать встревоженной

свидетельницей таких происшествий и событий, которые резко противоречили

ее религиозному воспитанию. Дети в то время были еще слишком малы,

чтобы что-нибудь понимать. (Позже все это стало для них обыденностью.

Моя старшая дочь рассказывала, что однажды вечером, после того

как они вдвоем с подружкой осмотрели пустую спальню колледжа, она

сказала:

"Папочка, если ты здесь, выйди, пожалуйста. Мы ложимся спать

и сейчас будем раздеваться". В тот момент я находился в двухстах

милях от того места - и физически, и во всех иных смыслах.)

Постепенно я все больше привыкал к новой необычной стороне

своей жизни. Медленно, шаг за шагом я учился управлять ею, и это

приносило мне определенную пользу. Мне уже не хотелось расставаться

со всем этим. Таинственность сама по себе возбуждала мое любопытство.

Даже после того, как я уверился, что в основе всего этого нет

никакой физиологической причины, и я безумен ничуть не более большинства

своих собратьев по человечеству, страх не покидал меня. Это был

дефект, болезнь или уродство, которое следовало скрывать от "нормальных"

людей. Если не считать случайных встреч с д-ром Брэдшоу, поговорить

на эту тему мне было не с кем. Единственным возможным решением

проблемы было обращение к психотерапевту. Однако целый год ( а

то и пять, и десять лет) ежедневных собеседований стоимостью в

тысячи долларов, и притом без особых надежд на результат, - на

мой взгляд, это было лишено какого-либо смысла. Мне было очень

одиноко в те первые дни. В конце концов я начал экспериментировать

со своим странным отклонением, записывая в дневник каждый случай.

Кроме того, я принялся читать такую литературу, которой до той