ВШСМ
  4. Страница: 91

Ницше Фридрих

Так говорил Заратустра

вашего! В моем доме, у очага моего никто не должен отчаиваться, в моих владениях защищаю я каждого от диких зверей их. И первое, что предлагаю я вам, -- безопасность! Второе же -- мой мизинец. И если он у вас, возьмите и всю руку, ну что ж! и сердце в придачу! Милости просим, поклон вам, желанные гости мои! и смеялся, полный любви и злобы. После этого приветствия гости его вторично поклонились ему в почтительном молчании; король же справа отвечал ему от их имени. По тому, о Заратустра, как ты предложил нам руку и привет свой, узнаем мы в тебе Заратустру. Ты унизился перед нами, почти оскорбил наше уважение к тебе -- -- но кто сумел бы, как ты, унизиться с такой гордостью? Это -- ободряет нас самих, это услада для глаз и сердец наших. Чтобы видеть только это, мы охотно поднялись бы на более высокие горы, чем эта гора. Ибо, как любители зрелищ, пришли мы, мы хотели видеть, что делает ясным печальный взор. И вот, уже прекратился всякий крик наш о помощи. Уже открыты мысли и сердца наши и восхищены. Еще немного -- и наше мужество станет бодрым. Ничего, о Заратустра, не растет на земле более радостного, как высокая, сильная воля: она прекраснейшее из произведений ее. Целый ландшафт оживляется от одного такого дерева. С пинией сравниваю я, о Заратустра, всякого, кто вырастает подобно тебе: высокий, молчаливый, твердый, одинокий, сделанный из лучшего гибкого дерева, господственный, -- -- простирающий крепкие зеленые ветви за пределы господства своего, мощно вопрошающий ветры и бурю и все, что от века близко к высотам, -- еще мощнее отвечающий, повелевающий, победоносный; о, кто бы ни поднялся на высокие горы, чтобы только посмотреть на такие деревья? Под деревом твоим, о Заратустра, оживляется и печальный и неудачник, при виде тебя успокаивается беспокойный и исцеляется сердце его. И, поистине, на гору твою и к дереву твоему обращены сегодня многие взоры; возникла великая тоска, и многие научились спрашивать: кто такой Заратустра? И все, кому ты некогда по каплям вливал в уши песню свою и мед свой; все, кто прятался, кто жил одиноко или одиночествовал вдвоем, заговорили сразу к сердцу своему: Жив ли еще Заратустра? Не стоит больше жить, все равно, все тщетно, -- или мы должны жить с Заратустрой! Почему не приходит тот, кто так давно возвестил о себе? -- так вопрошают многие. -- Не поглотило ли его одиночество? Или мы должны сами пойти к нему? Теперь случается, что само одиночество истлело и распадается, подобно могиле, которая распадается и не может больше держать мертвецов своих. Всюду видны воскресшие. Теперь волны поднимаются все выше и выше вокруг горы твоей, о Заратустра. И как ни высока высота твоя, многие должны подняться к тебе; твой челн уже недолго останется на суше. И то, что мы, отчаявшиеся, теперь пришли в пещеру твою и уже свободны от отчаяния, -- служит лишь предзнаменованием, что лучшие находятся на пути к тебе, -- -- ибо он сам находится на пути к тебе, последний остаток Бога среди людей, а таковы именно: все люди великой тоски, великого отвращения, великого пресыщения, -- все, что не хотят жить, если только не научатся снова надеяться -- если только не научатся у тебя, о Заратустра, великой надежде! Так говорил король справа и схватил руку Заратустры, чтобы поцеловать ее; но Заратустра уклонился от его почитания и отступил с испугом, молча и как бы внезапно отлетая в широкую даль. Но немного спустя был он уже опять у гостей своих, смотрел на них ясным, испытующим взором и говорил: Гости мои, вы, высшие люди, я хочу говорить с вами по-немецки и ясно. Не вас ожидал я здесь, в этих горах. (По-немецки и ясно? Боже упаси! -- сказал тут король слева в сторону; заметно, он не знает милых немцев, этот мудрец с востока! Но он хочет сказать по-немецки и грубо -- ну что ж! По нынешним временам это еще не худший вкус!) Пусть, поистине, вы будете, вместе взятые, высшими людьми; но для меня -- вы недостаточно высоки и недостаточно сильны. Для меня это значит: для неумолимого, что молчит во мне, но не всегда будет молчать. Если вы и принадлежите мне, то все же не так, как правая рука моя. Ибо кто сам ходит на больных и слабых ногах, подобно вам, тот хочет прежде всего, знает ли он это или скрывает от себя: чтобы щадили его. Но ни рук моих, ни ног моих не щажу я, я не щажу своих воинов: как же могли бы вы годиться для моей войны? С вами погубил бы я всякую победу. И многие из вас упали бы, услыхав громкий бой барабанов моих. Также вы для меня недостаточно прекрасны и недостаточно благородны. Я употребляю чистые и гладкие зеркала для учения своего;
Забыли пароль?
Регистрация