ВШСМ
  4. Страница: 89

Ницше Фридрих

Так говорил Заратустра

Что еще осталось мне? Усталое, дерзкое сердце; беспокойная воля; крылья негодные, чтобы летать; разбитый хребет. А это искание своего дома: о Заратустра, ты ведь знаешь, это искание было взысканием моим, оно пожирает меня. Где -- дом мой? Я спрашиваю о нем, ищу и искала его и нигде не нашла. О вечное везде, о вечное нигде, о вечное -- напрасно!

Так говорила тень, и лицо Заратустры вытягивалось при словах ее. Да, ты -- моя тень, -- сказал он наконец с грустью.

И не малая опасность грозит тебе, ты, вольнодумец и странник! Плохой день был у меня: смотри, как бы не наступил еще худший вечер! Таким беспокойным, как ты, может наконец даже тюрьма показаться блаженством. Видела ли ты когда-нибудь, как спят заключенные преступники? Они спят спокойно, они наслаждаются впервые своей безопасностью. Берегись, чтобы тебя наконец не уловила в сети какая-нибудь узкая вера, какое-нибудь жестокое, суровое заблуждение! Ибо теперь соблазняет и искушает тебя все узкое и твердое. Ты утратила цель; увы, как прошутишь и как утешишь ты эту утрату? Вместе с ней ты -- потеряла и дорогу! Бедный, блуждающий мечтатель, уставший мотылек! не хочешь ли ты на этот вечер иметь пристанище и отдых? Так иди вверх в пещеру мою! Эта дорога ведет к пещере моей. А теперь я скорее убегу от тебя. Уже ложится как бы тень на меня. Я побегу один, чтобы опять стало светло вокруг меня. К тому же я еще долго должен быть весел и на ногах. Вечером же будут у меня -- танцы! -- .

В полдень

-- И Заратустра все бежал, и не находил никого больше. Он был один и продолжал встречать только себя, он наслаждался и упивался своим одиночеством и думал о хороших вещах -- целыми часами. В полуденный час, когда солнце стояло прямо над головой Заратустры, проходил он мимо старого дерева, кривого и суковатого, которое было увито обильной любовью виноградной лозы и скрыто от себя самого; с него свешивались путнику пышные желтые гроздья. Тогда захотелось ему утолить маленькую жажду и сорвать одну кисть; но едва протянул он к ней руку, как овладело им другое желание, более сильное, -- лечь под деревом в самый полдень и уснуть. Так и сделал Заратустра; и лишь только он лег на землю, среди таинственной тиши пестрой травы, как забыл он тотчас о своей маленькой жажде и заснул. Ибо, как гласит поговорка Заратустры: одно бывает необходимее другого. Только глаза его оставались открытыми: ибо они не могли досыта насмотреться и насладиться деревом и любовью к нему виноградной лозы. Но, засыпая, так говорил Заратустра в сердце своем: Тише! Тише! Не стал ли мир совершенен? Что же, однако, происходит со мной? Как легкий ветерок невидимо танцует по гладкому морю, легкий, как перышко, так -- сон танцует на мне. Глаз не смыкает он мне, душу оставляет он бодрствовать. Легок он, поистине! легок, как перышко. Он убеждает меня, я не знаю, как? он дотрагивается внутри меня ласкающей рукою, он принуждает меня. Да, он принуждает мою душу потягиваться -- -- какой она становится длинной и усталой, моя странная душа! Неужели вечер седьмого дня пришелся для нее как раз в полдень! Уж не блуждала ли она слишком долго, блаженная, среди добрых и зрелых вещей? Долго потягивается она, -- все больше и больше! она лежит тихо, странная душа моя. Слишком уж много доброго вкусила она; эта золотая печаль гнетет ее, она сковывает уста. -- Как корабль, зашедший в самую тихую пристань свою, -- теперь опирается он на землю, усталый от долгих странствий и неведомых морей. Разве земля не надежнее? Когда такой корабль пристает к берегу, жмется к нему -- тогда достаточно, чтобы паук протянул от земли к нему паутину свою. В более крепкой веревке нет надобности. Как такой усталый корабль в тихой пристани, так отдыхаю и я теперь близко к земле, преданный, доверчивый, ожидающий, привязанный к ней тончайшими нитями. О счастье! О счастье! Не хочешь ли ты запеть, о душа моя? Ты лежишь в траве. Но теперь таинственный, торжественный час, когда ни один пастух не играет на свирели своей. Берегись! Жаркий полдень спит на нивах. Не пой! Тише! Мир совершенен. Не пой, ты, полевая птичка, о душа моя! Не шепчи даже! Смотри -- кругом тишина! старый полдень спит, он шевелит губами: не пьет ли он сейчас каплю счастья -- -- старую, потемневшую каплю золотого счастья, золотого вина? Счастье пробегает по нему, его счастье смеется. Так -- смеется Бог. Тише! -- -- Для счастья, как мало надо для счастья! -- так говорил я когда-то и считал себя мудрым. Но это была хула, этому научился я теперь. Мудрые дурни говорят лучше. Ибо все самое малое, самое тихое, самое легкое,
Забыли пароль?
Регистрация