Ричард Бах

Ничто не случайно

Хансен, наш горячий сторонник Пальмиры и ее жителей, теперь был в ярости от того, что они усомнились в его порядочности.

— Я оставляю незапертой в самолете фотоаппаратуру стоимостью в полторы тысячи долларов, когда мы уходим обедать, доверяя этим людишкам, а они думают, что мы украдем канистру масла! Стью спокойно стоял рядом, не говоря ни слова, только слушая. И только уже в полной темноте, за ужином в кафе, Пол успокоился окончательно.

— Мы пытаемся отыскать идеальный мир, — втолковывал он Джо Райту, имевшему достаточно смелости, чтобы составить нам компанию. — Все мы до сих пор жили в ином мире, в ожесточенном, дешевом мире, где единственное, что имеет значение, — это всемогущий бакс. Где люди даже не знают настоящей цены деньгам. Нам это всё надоело, и вот мы живем здесь, в нашем идеальном мире, где всё просто. За три доллара мы продаем то, что не имеет цены, и этим мы зарабатываем себе на еду и горючее, чтобы продолжать свою затею дальше.

Пол так увлекся разговором с этим пальмирцем, что начисто забыл о своем жареном цыпленке. Чего ради мы так обрабатываем Джо, зачем мы так старательно перед ним оправдываемся? — думал я. Разве мы не уверены в себе? А может, мы настолько уверены в себе, что хотим еще кого-нибудь обратить в свою веру?

Наши миссионерские усилия над Джо были, однако, напрасны, — по нему нельзя было сказать, что наши речи были для него чем-то новым или значительным.

Стью молча поглощал свой ужин. Я задумался над внутренним «я» этого паренька, — о чем он думал, что принимал близко к сердцу. Хотел бы я познакомиться с ним поближе, но сейчас он только слушал... слушал... не говоря ни слова, не внося ни одной своей мысли в клубящийся вокруг него водоворот идей. Ну что ж, — подумал я, — он хороший парашютист, и он думает. Трудно было требовать чего-то большего.

— Я отвезу вас обратно в контору, если хотите, — сказал Джо. — Спасибо, Джо, — сказал Пол. — Мы, конечно, воспользуемся вашим предложением, но ночевать в конторе не станем. Мы переночуем под крылом. Если кто-нибудь ошибется при подсчете канистр с маслом, а потом пересчитает их правильно, когда мы улетим отсюда, мы автоматически станем ворами. Так что для нас же лучше, если контора будет заперта, а мы переночуем под крылом.

Спустя полчаса биплан был огромной безмолвной конструкцией из черноты, возвышающейся над нашими спальными мешками, а над этой чернотой ярко сияла туманность Млечного Пути.

— Центр Галактики, — сказал я. — Что именно? — Млечный Путь. Это центр Галактики. — Глядя на него, должно быть, чувствуешь себя совсем маленьким, верно? — сказал Пол. — Бывало. Но сейчас уже не так. Наверно, я немного подрос. — Я пожевал травинку. — Как ты теперь думаешь? Заработаем мы здесь что-нибудь или нет? — Поживем — увидим.

—Я думаю, всё будет в порядке, — сказал я, оптимист под звездами. — Не могу представить, чтобы даже в этом городке никто не пришел взглянуть на старые самолеты. Я смотрел на Галактику, где мерцало созвездие Лебедя, словно огромный воздушный змей на звездном ветру. Подо мной была мягкая трава, из ботинок получилась жесткая кожаная подушка.

— Утро вечера мудренее. Под крылом всё стихло, один лишь прохладный ветер низким голосом простонал в растяжках между крыльями биплана. Рассвет следующего дня был туманным, и я проснулся от гулкого стука капель тумана, падающих с верхнего крыла на тканевую обшивку нижнего. Стью уже не спал и бесшумно скатывал новый ветровой вымпел из двадцати ярдов жатой бумаги. Пол спал, натянув шляпу на глаза.

— Эй, Пол. Ты не спишь? Никакого ответа. — Эй, Пол! Ты еще спишь? — Мгм. — Он подвинулся на дюйм. — А, похоже, ты еще спишь. — Мгм. — Ну, валяй, спи дальше, мы пока летать не будем. — То есть как это? — спросил он. — Туман. Рука, выползшая из зеленого спального мешка, приподняла шляпу. — Угу. Туман. Это с озер. — Да. Часам к десяти рассеется. Ставлю пятак.

Ответа не было. Я попробовал слизнуть капли тумана, осевшие на стеблях травы, но для утоления жажды это не годилось. Я уложил поудобнее свои ботинки-подушки и попытался снова немного вздремнуть. В этот момент Пол внезапно проснулся.