Ричард Бах

Ничто не случайно

/>

— Никак не могу привыкнуть, — сказал, наконец, Пол. — К чему? — К тому, что Стью начинает таким молодым. — Ничего плохого в этом нет, — ответил я. — Твой успех в этом мире определяется не тем, когда ты начинаешь, а тем, когда ты выходишь из игры. — Когда ты бродячий пилот, мысли вроде этой иногда приходят тебе в голову.

Картонка в витрине кафе гласила: Добро пожаловать, путешественники, заходите, а над нею — неоновая надпись со сползшей с трубок краской, которая читалась, как ЕАТ.

Это было маленькое кафе с короткой стойкой и пятью кабинками. Официантку звали Мэри Лу, и это была девушка из далекой и прекрасной мечты. Она была так хороша, что мир вокруг нее посерел, и я, прежде чем сесть, схватился за стол, ища поддержки. На остальных она не произвела впечатления.

— Как у вас французские тосты? — помню, спросил я. — Очень вкусные, — сказала она. До чего очаровательная женщина. — Вы это гарантируете? Хороший французский тост трудно приготовить. — Какая красавица. — Гарантирую. Я их сама готовлю. Это хороший тост.

— Принято. И два стакана молока. — Это могла быть только Мисс Америка, играющая роль официантки в маленьком поселке на Среднем Западе. Я был очарован этой девушкой, и пока Пол и Стью заказывали завтрак, я задумался, с чего бы это. Разумеется, потому, что она такая хорошенькая. Этого уже достаточно. Но так нельзя — так плохо!

Благодаря ей и благодаря нашему шумному открытию в Прери-ду-Шин я начал подозревать, что в маленьких городках по всей стране, возможно, живут десятки тысяч потрясающе красивых женщин, и как же мне теперь с этим быть? Впасть в транс от них всех? Поддаться колдовским чарам десяти тысяч разных женщин?

Плохая сторона ремесла бродячего пилота, — думал я, — заключается в том, что ты видишь только изменчивую внешность, искры в темных глазах, короткую сияющую улыбку. Много времени требуется, чтобы узнать, не прячется ли за этими глазами и улыбкой полная пустота или совершенно чуждый тебе разум, а при отсутствии времени, приходится предпочесть сомнение проникновению в душу человека.

Стало быть, Мэри Лу была символом. Не подозревая об этом, зная лишь, что один из мужчин за четвертым столом заказал французский тост и два молока, она превратилась в сирену на полном смертельной опасности берегу. А бродячий летчик, чтобы остаться в живых, должен привязать себя к своей машине и заставить себя быть всего лишь проплывающим мимо зрителем. Весь завтрак я провел в молчании.

В ее словах так глубоко засел Висконсин, думал я, акцент почти шотландский. «Тост» звучал как тоост, «два» — как нежное дваа, а жареная картошка моего собрата была каарто-ошкой. Висконсин — это шведско-шотландско-американский язык, с долгими-долгими гласными, и Мэри Лу, говорившую на языке, бывшем для нее родным, было так же приятно слушать, как и глядеть на нее.

Думаю, пора мне постирать кое-какую одежонку, — сказал Пол за кофе. Одним ударом я был выбит из мыслей о девушке. Пол! А Кодекс Бродячих Пилотов! Стирка одежды — это нарушение Кодекса. Пилот-бродяга — это промасленный, пропахший керосином мужик... ты слышал когда-нибудь о чистом пилоте-бродяге? Парень! Что ты собираешься делать?

— Послушай, я не знаю, как ты, а я иду в прачечную-автомат... ПРАЧЕЧНАЯ-АВТОМАТ! Кто ты такой, парень, фотограф из большого города или еще кто? Мы можем хотя бы спуститься к реке и отбить наши одежки где-нибудь на плоских камнях! Прачечная-автомат!

Но мне не удалось заставить его отречься от своей ереси, и на выходе он заговорил об этом с Мэри Лу. — ...а при сушке, он лучше работает на отметке «среднее», чем «горячее», — сказала она на своем языке с ослепительной улыбкой. — Тогда ваши вещи не садятся. Вот и всё.

— Великая Американская Летающая Прачечная, — сказал Стью себе по нос, запихивая нашу одежду в стиральную машину. Пока она там бултыхалась, мы лениво прогуливались по универмагу. Стью задумчиво остановился у ящика с замороженными продуктами в глубине зала, поддерживаемого деревянными столбами.

— Если бы мы взяли этот обеденный набор, — размечтался он, — и прикрутили бы его к выхлопному коллектору да запустили бы двигатель на пятнадцать минут... — Получился бы мотор с подливкой, — сказал Пол.

Мы прошли по кварталам Мэйн-стрит под широкой листвой и глубокой тенью дневного Райо. Методистская церковь, белая и аккуратная, выбросила свой старинный игольчатый шпиль далеко вверх, за листву,