"Думаю, дело в вашей теплочувствительности, - сказал он. - Вы не
против немножко поэкспериментировать после ужина?". Его тетка, занимавшаяся
домашним хозяйством, пыталась было протестовать, но, в конце концов, была
назначена Главным Надзирателем за моими пятью чувствами.
Сначала проверке был подвергнут мой слух, его признали нормальным.
Затем мне завязали глаза, и тетка пущей предосторожности ради встала между
мною и профессором. Обнаружилось, что я могу описать его малейшие движения,
но только пока он находится между мною и западным окном; стоило ему отойти,
и я ничего не
могла сказать. Это соответствовало теории
теплочувствительности, но в других случаях результаты полностью ей
противоречили. В общих чертах итог был весьма примечательным и весьма
загадочным; два часа мы провели в бесплодном теоретизировании. В конце
концов, тетка, грозно нахмурившись, пригласила меня провести летние каникулы
в Корнуолле.
Эти месяцы мы с профессором работали над изучением истинной природы и
пределов моих способностей. Результат, по большому счету, был нулевой.
Во-первых, эти способности проявлялись всякий раз по-новому. Кажется, я
делала все, что обычно, чтобы ощущать мгновенные изменения, но потом
обнаруживалось, что аппарат восприятия у меня совершенно изменился. "Один
исчез, другой пришел на смену", - говорил профессор Блэр.
Те, кто никогда не проводил научных экспериментов, не подозревают,
насколько бесчисленны и неуловимы источники ошибок, даже в простейших вещах.
В таких же неясных и неизведанных областях нельзя доверять результату, пока
он не перепроверен тысячу раз. В нашей области мы не обнаружили ничего
постоянного, одни лишь варианты.
Хотя в нашем распоряжении были факты, каждый из которых, казалось, мог
перевернуть все существующие теории о средствах общения между различными
сознаниями, у нас не было ничего, совершенно ничего, что можно было положить
в основу новой теории.
На самом деле, невозможно даже дать общее описание хода наших
исследований. Двадцать восемь полностью исписанных тетрадей, относящихся к
этому периоду, находятся в распоряжении моих душеприказчиков.
IIIКогда я училась на третьем курсе, внезапно тяжело заболел мой отец.
Узнав об этом, я помчалась на велосипеде в Питерборо (мой отец был каноником
местного собора), совершенно позабыв о своей работе. На третий день я
получила телеграмму от профессора Блэра: "Согласитесь ли вы стать моей
женой?". До этого момента я никогда не думала о себе, как о женщине, а о
нем, как о мужчине, и только тут поняла, что люблю и всегда любила его. Это
был случай, который можно назвать "Любовь с первой разлуки". Мой отец быстро
шел на поправку, я вернулась в Кембридж, в мае мы поженились и сразу же
уехали в Швейцарию. Позвольте опустить описание столь священного для меня
периода моей жизни, но все же один случай не могу не упомянуть.
Мы сидели в саду возле Лаго-Маджоре после чудесной прогулки от
Шамоникса через Коль дю Жеан к Курмайеру, оттуда к Аосте, а потом спуска к
Палланце. Очевидно, увлеченный какой-то идеей, Артур встал и принялся ходить
взад-вперед по террасе. Неожиданно что-то заставило меня повернуть голову,
чтобы убедиться в его присутствии.
Вас, читателей, это, возможно, не впечатлит, если вы лишены подлинного
воображения. Но представьте себе, что вы разговариваете с другом при свете
дня и внезапно тянетесь вперед его пощупать.
- Артур! - крикнула я. - Артур!
Отчаяние в моем голосе заставило его подбежать ко мне.
- Что случилось, Магдалина? - крикнул он, беспокойство в каждом слове.
Я закрыла глаза.
- Двигайся! - попросила я. - (Он стоял между мной и солнцем).
Он повиновался, изумленный.
- Ты... ты...