Э. Баркер

Письма живого усопшего или послания с того света.

на земле. Прекрасный

мир, розовый, как весенняя заря, этот внутренний мир души, и каждое

желание сердца пребывает в нем. Не удивительно, что напряженная

земная жизнь бывает так часто тяжелой и утомительной: эта жизнь

грез, следующая за ней, так прекрасна, что равновесие должно быть

соблюдено.

Отдых! Покой. На земле вы не знаете значения этого слова. Я

отдыхал только семь дней; но до такой степени восстановились мои

силы, так освежились они, что не будь у меня иных намерений, я мог

бы, кажется, снова вернуться на землю.

Не пренебрегайте отдыхом, вы, которые продолжаете вести трудовую

жизнь под лучами земного солнца. Ибо каждый лишний час полного

покоя увеличивает вашу трудоспособность. Не бойтесь. Вы не расточаете

времени. когда тихо лежите и мечтаете. Как я уже говорил, вечность

долга. Существует достаточно придорожных убежищ для отдыха,

на пути следования циклов времени.

Если вам хочется долгого-долгого небесного отдыха — что же,

пользуйтесь им. Наслаждайтесь им даже на земле, если это привлекает

вас. Не будьте всегда в напряжении, даже и в вашем литературном

труде. Идите на простор и затейте игру с белками, или растянитесь у

горящего камина и мечтайте вместе с домашней вашей кошкой. Кошка,

наслаждающаяся дремотой у тлеющего очага, точно так же и ловлей мышей,

смотря по настроению. Она не может вечно охотиться, также и

вы.

Попробуйте когда-нибудь погрузиться в Дэвачан, и вы увидите,

до какой степени это освежит вас. Может быть, я неверно употребляю

слово "дэвачан", вы знаете, что я никогда не был силен в теософических

учениях. Так, я слышал, что Нирвана определяется как состояние

в высшей степени напряженного движения, до того быстрого, что

оно кажется неподвижным, подобно пущенному волчку или крыльям летящего

колибри. Но Нирвана не для всех людей, по крайней мере, не для

всех современных людей.

Я упомянул о чудесах моего блаженного семидневного отдыха, но

я не могу описать их. Разве это возможно? Один великий поэт сказал

однажды, что нет мысли и нет чувства, которое не могло бы быть выражено

словами. Может быть, он потерял свою уверенность теперь,

когда провел около 60-ти земных лет в этой стране чудес.

Когда я решил насладиться отдыхом, я приказал своей душе сохранить

все мои сновидения. Конечно, я не могу сказать, не ускользнуло

ли которое-нибудь из них, как и вы, просыпаясь, не можете

сказать, все ли ночные переживания сохранились в вашей памяти. Но

когда я вернулся в нормальную жизнь этого мира, которую вы называете

астральной, я чувствовал себя как путешественник, возвратившийся из

дальнего странствия с запасом чудесных приключений, которые ему не

терпится рассказать. Но только я не рассказывал их никому. И кто бы

стал слушать эти грезы и видения?. Я не хочу надоедать никому, даже

и моим "развоплощенным" сожителям. Будь тут Ляйонель, я позабавил

бы его моими рассказами; но он потерян для меня на время.

Кстати, в его случае почти совсем не было дэвачанического отдыха.

Оттого ли, что перейдя сюда так рано, он не успел исчерпать

нормальный ритм? Возможно. Если бы он остался здесь до полного возраста,

он бы так же устремился к более глубокому внутреннему миру.

Но а не хочу рассуждать; это летопись переживаний; рассуждения я

предоставляю вам.

Я нашел в моем мире грез прекрасное, невыразимо прекрасное лицо.

Я не скажу вам чье, пусть это останется моей тайной. Несомненно,

и видел много лиц, но одно было всех прекрасней, и это не было

лицо Прекрасного Существа. Прекрасное Существо я вижу только тогда,

когда обладаю вполне ясным сознанием, когда я бодрствую. Я никогда

не видел его во сне, лишь его призрак проносился передо мной в сновидениях.

В стране грез, о которой идет речь, мы видим лишь то, что

существует в нашем собственном сознании. Там нет вещей, только воспоминания

о вещах, только изображения их.

Воображение творит в этом мире, как оно творит в вашем; оно

настоящим образом формирует из тончайшей субстанции; но в этой области,

которую и назвал "высшей областью грез", я не думаю. чтобы

мы формировали из субстанции. Это мир световых и теневых картин,

слишком тонких, слишком неуловимых, чтобы можно было описать эту

волшебную игру света и тени. Словами этого не передашь. Разве вы

можете описать аромат цветов? Разве вы расскажете, как ощущается

поцелуй? И даже, если бы вы вздумали рассказать любую испытанную

эмоцию, например, страх — разве человек, никогда не испытывавший

страха,мог бы понять вас? Также и я не могу описать, как можно грезить

в этом