Санчес Виктор

Практическое использование техник Карлоса Кастанед

Когда вы достигнете совершенства и в этих условиях, при ступайте к упражнениям в полной темноте, на неизвестной вам местности. Правда, при этом вы обнаружите, что вам - вернее, вашему эго - не очень-то по душе такое упражнение. Зато тело способно двигаться со сверхъестественной эффективностью, благодаря тому, что оно находится в более непосредственной связи с внешним миром, чем сознание.

Комментарий к технике

Замечу с самого начала, что, поскольку внутренний диалог несовместим с походкой Силы, то по мере тренировки этот диалог начинает постепенно стихать. Походка Силы забирает у организма такое количество энергии, что на внутренний диалог сил просто не остается. Благодаря этому совершенствуется техника ходьбы. Напротив, если сознание одолевает, то походка Силы превращается в обычный бег трусцой.

На своих семинарах я учу прислушиваться именно к посланиям тела, а не разума, к чувствам, а не идеям. Эти послания - часть нашего законного наследия, просто мы слишком часто забываем о них и практически не прислушиваемся к ним. Я не принуждаю никого из участников совершать что-либо, выходящее за пределы его возможностей. Представьте себе, что группа участников должна совершить спуск по крутому склону, а один или двое не в состоянии передвигаться наравне со всеми. Я никогда не заставляю их принимать участие в тренировке - тем более что их состояние легко определяется по перебоям в дыхании, потере чувства равновесия. Таким участникам лучше временно снизить скорость чтобы восстановить ритм и равновесие.

Итак, упражнение походка силы приводит к прекращению внутреннего диалога, открывает нам новые стороны реальности и нашего собственного я.

Достижение состояния внутренней тишины посредством физической активности, обретение тончайшего контакта с миром позволяет пробудить новые состояния сознания, осознать свое другое я. К этим новым возможностям относится и нагуализм.

Походка Силы и нагуализм

Иногда, когда идешь походкой Силы по незнакомой пересеченной местности, начинаешь чувствовать себя животным: это видно по изменению ритма дыхания, по странному чувству уверенности в себе, по невольно вырывающимся у нас звукам.

Впервые я понял это, когда участвовал в упражнении с группой, двигавшейся индейской цепочкой по склону крутого холма к югу от Мехико - ночью, при полной луне. Мы уже два дня занимались упражнениями за пределами слов - теми. что мы называем племенем. Мы двигались в полной тишине, поглощенные тьмой, неслышные, словно тени в родном для них мире.

Одетые в странные костюмы два дня не говорившие друг с другом и погруженные в свою работу, мы начали испытывать необычное состояние, когда ни наше прежнее я, ни наше прошлое уже ничего не значили. Мы стали племенем, и нам нужно было добраться на другую сторону горы, где жило другое племя.

Внезапно я почувствовал непреодолимое желание ускорить шаг. Окружающая растительность слилась в единый фон, мрак вокруг еще более сгустился.

Казалось, что-то толкает меня в спину, словно мне нужно было кого-то догнать. Постепенно я перешел на легкую трусцу, и мной овладел новый ритм.

Я чувствовал в себе силы бежать и бежать, не останавливаясь, бежать долго.

Но я знал, что не могу сделать этого, потому что я был не один, пусть мои товарищи казались всего лишь тенями. Я пытался убедить их принять мой ритм, я подталкивал их, до тех пор, пока вдруг то, что толкало меня вперед, не исчезло; у меня началось нечто вроде головокружения. Я ускорил шаг, потом побежал, причем с такой скоростью, с какой не бегал и по ровной местности при свете дня. Дыхание было глубоким и свободным, из губ вырывались какие-то странные хрипы и стоны. Я превратился в животное, мчащееся ночью по горам, в настоящее животное. Тени вокруг внезапно обрели новый смысл: почему-то мне казалось, что мое поведение естественно, это был мой мир. Я родился для того, чтобы жить в нем, просто не знал этого раньше. Меня окружали загадки, но я сразу же находил разгадки к ним. Я чувствовал в себе какие то поразительные силы. Я наслаждался этим новым для меня миром, я превратился в дикое животное, животное без мыслей, без прошлого. Причем я знал, каким именно животным я стал, и чувствовал, что стремился к этому всю мою жизнь.

Не помню, сколько прошло времени, прежде чем я обрел себя и вернулся в мир своих товарищей. Впрочем, меня не интересовало, что они подумали обо мне, о моем поведении. Это зависело от того, насколько у них была развита чувствительность, насколько они умели видеть. Обычный человек, наверное, испугался бы, но я не