Платон

Парменид

ты не вполне постиг истинный смысл сочинения. Хотя

ты, подобно лаконским щенкам, отлично выискиваешь и выслеживаешь то, что содержится в

сказанном, но прежде всего от тебя ускользает, что мое сочинение вовсе не притязает на то, о чем

ты говоришь, и вовсе не пытается скрыть от людей некий великий замысел. Ты говоришь об

обстоятельстве побочном. В действительности это сочинение поддерживает рассуждение

Парменида против тех, кто пытается высмеять его, утверждая, что если существует единое, то из

этого утверждения следует множество смешных и противоречащих ему выводов. Итак, мое

сочинвние направлено против допускающих многое, возвращает им с избытком их нападки и

старается показать, что при обстоятельном рассмотрении их положение 'существует многое'

влечет за собой еще более смешные последствия, чем признание существования единого. Под вли-

янием такой страсти к спорам я в молодости и написал это сочинение, но, когда оно было

написано, кто-то его у меня украл, так что мне не пришлось решать вопрос, следует ли его

выпускать в свет или нет. Таким образом, от тебя ускользнуло, Сократ, что сочинение это

подсказано юношеской любовью к спорам, а вовсе не честолюбием пожилого человека. Впрочем,

как я уже сказал, твои соображения недурны.

[Критика дуализма вещи и идеи]

- Принимаю твою поправку, - сказал Сократ, - и полагаю, что дело обстоит так, как ты

говоришь. Но скажи мне вот что: не признаешь ли ты, что существует сама по себе некая идея

подобия и другая, противоположная ей, - идея неподобия? Что к этим двум идеям приобщаемся и

я, и ты, и все прочее, что мы называем многим? Далее, что приобщающееся к подобию становится

подобным по причине и согласно мере своего приобщения, приобщающееся же к неподобию -

таким же образом неподобным и приобщающееся к тому и другому - тем и другим вместе? И если

все вещи приобщаются к обеим противоположным [идеям] и через причастность обеим

оказываются подобными и неподобными между собой, то что же в этом удивительного? Было бы

странно, думается мне, если бы кто-нибудь показал, что подобное само по себе становится

неподобным или неподобное [само по себе] - подобным; но если мне указывают, что причастное

тому и другому совмещает признаки обоих, то мне, Зенон, это вовсе не кажется нелепым, равно как

если бы кто-нибудь обнаружил, что все есть единое вследствие причастности единому и оно же, с

другой стороны, есть многое вследствие причастности ко множественному. Пусть-ка кто докажет,

что единое, взятое само по себе, есть многое и, с другой стороны, что многое [само по себе] есть

единое, вот тогда я выкажу изумление. И по отношению ко всему другому дело обстоит так же:

если бы было показано, что роды и виды испытывают сами в себе эти противоположные

состояния, то это было бы достойно удивления. Но что удивительного, если кто будет доказывать,

что я - единый и многий, и, желая показать множественность, скажет, что во мне различны правая

и левая, передняя и задняя, а также верхняя и нижняя части, - ведь ко множественному, как мне ка-

жется, я причастен, - желая же показать, что я един, скажет, что, будучи причастен к единому, я как

человек - один среди нас семерых: таким образом раскрывается истинность того и другого. Итак,

если кто примется показывать тождество единого и многого в таких предметах, как камни, бревна

и т. п., то мы скажем, что он приводит нам примеры многого и единого, но не доказывает ни того,

что единое множественно, ни того, что многое едино, и в его словах нет ничего удивительного, но

есть лишь то, с чем все мы могли бы согласиться. Если же кто-то сделает то, о чем я только что

говорил, то есть сначала установит раздельность и обособленность идей самих по себе, таких, как

подобие и неподобие, множественность и единичность, покой и движение, и других в этом роде, а

затем докажет, что они могут смешиваться между собой и разобщаться, вот тогда, Зенон, я буду

приятно изумлен. Твои рассуждения я нахожу смело разработанными, однако, как я уже сказал,

гораздо более я изумился бы в том случае, если бы кто мог показать, что то же самое затруднение

всевозможными способами пронизывает самые идеи, и, как вы проследили его в видимых вещах,

так же точно обнаружить его в вещах, постигаемых с помощью рассуждения.

Во время этой речи Пифодор думал, что Парменид и Зенон будут досадовать из-за каждого

замечания Сократа, однако они внимательно слушали его и часто с улыбкой переглядывались