Платон

Парменид

три, а

соприкосновений два.

Аристотель. Да.

Парменид. Таким образом, всегда, когда присоединяется один [член], прибавляется также одно

соприкосновение и выходит, что соприкосновений одним меньше сравнительно с числом членов

соединения. Действительно, насколько первые два члена превысили соприкосновения, то есть

насколько число их больше сравнительно с числом соприкосновений, точно настолько же каждое

последующее их число превышает число всех соприкосновений, так как дальше уже одновременно

прибавляется единица к числу членов и одно соприкосновение к соприкосновениям.

Аристотель. Правильно.

Парменид. Итак, сколько бы ни было членов, число соприкосновений всегда одним меньше.

Аристотель. Это так.

Парменид. Но если существует только одно, а двух нет, то соприкосновения не может быть.

Аристотель. Как же так?

Парменид. Ведь мы утверждаем, что другое - не-единое - не есть единое и ему не причастно,

коль скоро оно другое.

Аристотель. Конечно, нет.

Парменид. Следовательно, числа в другом нет, так как в нем нет единицы.

Аристотель. Как же иначе?

Парменид. Следовательно, другое - и не единица, и не два, и к нему вообще неприменимо имя

какого бы то ни было числа.

Аристотель. Да, неприменимо.

Парменид. Значит, единое только одно и двух быть не может.

Аристотель. Очевидно, нет.

Парменид. А потому нет и соприкосновения, коль скоро нет двух.

Аристотель. Нет.

Парменид. Следовательно, единое не соприкасается с другим и другое не соприкасается с

единым, так как соприкосновения нет.

Аристотель. Конечно.

Парменид. Итак, согласно всему этому единое и соприкасается и не соприкасается с другим и с

самим собой.

Аристотель. Выходит, так.

Парменид. Но не будет ли оно также равно и неравно себе самому и другому?

Аристотель. Каким образом?

Парменид. Ведь если допустить, что единое больше или меньше другого или, наоборот, другое

больше или меньше единого, то - не правда ли - они не будут сколько-нибудь больше или меньше

друг друга в силу самих своих сущностей, то есть в силу того, что единое - это единое, а другое -

другое в отношении к единому? Но если кроме своей сущности то и другое будет обладать еще и

равенством, то они будут равны друг другу; если же другое будет обладать великостью, а единое -

малостью или единое будет обладать великостью, а другое - малостью, тогда та из идей, к которой

присоединится великость, окажется больше, а к которой присоединится малость - меньше. Не

правда ли?

Аристотель. Непременно.

Парменид. Значит, существуют обе эти идеи - великость и малость. Ведь если бы они не

существовали, они не могли бы быть противоположны одна другой и пребывать в существующем.

Аристотель. Не могли бы.

Парменид. Но если в едином пребывает малость, то она содержится либо в целом, либо в его

части.

Аристотель. Непременно.

Парменид. Допустим, что она пребывает в целом. Не будет ли она в таком случае либо

равномерно простираться по всему единому, либо охватывать его?

Аристотель. Очевидно, будет.

Парменид. Но, простираясь равномерно по единому, не окажется ли малость равна ему, а

охватывая его - больше, чем оно?

Аристотель. Как же иначе?

Парменид. Выходит, что малость может быть равной чему-либо или больше чего-либо и

выступать в качестве великости или равенства, а не в качестве самой себя.

Аристотель. Нет, это невозможно.

Парменид. Итак, малость не может находиться в целом едином, разве только в его части.

Аристотель. Да.

Парменид. Однако и не во всей части, иначе роль малости будет та же, что и в отношении к

целому, то есть она будет или равна или больше той части, в которой будет находиться.

Аристотель. Да, непременно.

Парменид. Итак, малость никогда не будет находиться ни в чем из существующего, раз она не

может пребывать ни в части, ни в целом; и значит, не будет ничего малого, кроме самой малости.

Аристотель. Выходит, что не будет.

Парменид. Следовательно, в едином не будет и великости: ведь тогда окажется большим нечто

другое, помимо самой великости, а именно то, в чем будет содержаться великость, и вдобавок при

отсутствии малости, которую это великое должно превосходить, если оно действительно велико.

Но последнее невозможно, так как малость ни в чем не находится.

Аристотель. Верно.

Парменид. Но сама великость больше одной только малости и сама малость меньше одной

только великости.

Аристотель. Конечно.

Парменид. Следовательно, другое не больше и не меньше единого, так как оно не содержит ни