Архиепископ Иоанн

Христианство - дзен

чего Ты дал молитву — как объяснение в любви. Прочее пустое. Ты

попустил сегодня аудиенцию, встречу, беседу, исповедь, послушание — как способ

объяснения в любви! И ничто не препятствует тебе, душа моя невеста, писать

дневник ночной — днем, а дневной — ночью (осеняющая молитва, как в день

Господень). И хотя б столько знал и умел: и Евангелие назубок, и 10 дежурных

фраз, и суеверных схем, и работающих ходов... и привыкшее к победам

стратегически нацеленное институциональное мышление — последнюю опору выбьют

из-под ног, и останешься провисшим в люльке космическим младенцем. На высоте

двух тысяч метров нежная Мать баюкает тебя и смотрит, чтобы головка не

закружилась и не выпал из колыбели.

Апостольство Его любви

...Найти какие-то свои слова, совсем простые, доходчивые, единственные, чтобы

чем-то Тебя порадовать. Что написать Тебе? Что Ты хочешь услышать от меня?

Исповедь грехов или то, о чем писать страшно — горячительный бред моей любви?..

Благодарю Тебя за то, что поныне Ты не сподобил меня реальной встречи. Я

наверное разочаровался бы в Тебе или увидел совсем не то, что нужно. Я стал бы

одним из тех скучных и бездарных учеников, что спали во время Гефсиманской

молитвы и искушали, и оскорбляли Тебя... Но Ты являешься как Дух Святой! Ты в

тысячу раз прекрасней, чем можно представить Тебя в самых светлых снах,

молитвах, воображениях!

Когда я увлекался аскетикой, Господь послал мне опытных учителей,

мастеров-наставников. В любви же я довольствовался книжными источниками. Жозефа

Менендес наставляла меня во дни гонений на церковь в канадском Лавенире. Луиза

Пиккаррета приходила ко мне в отчаянии и одиночестве и показывала, как можно

любить Христа и как может любить Христос, а прочее — ничто, не стоит ни

малейшего внимания. Стать на коленки, зажечь свечу, закрыть глаза и начать

маленькое искреннее объяснение в любви... Молитва — и больше ничего нет. Пока

нет сокровенных с Тобой отношений, чего-то непереводимого, единственного между

нами — нет ничего...

Когда я не знал любви, я мог творить молитвы сотнями, поклонов класть тысячи...

В любви — не больше одного десятка. Не могу больше, нет сил... Истощен, сочетан,

достиг запредельного — выше нельзя.

Я ничему не могу научить. Я могу научить других тому, что возможно только между

нами. Оно и подлежит огласке... Помнишь, как исцелив двух слепых, Ты запретил им

благовествовать, а они разнесли радостную весть по всей земле? Так и я...

Божественный Ревнитель, невидимый Жених и Дух Святой запрещает мне думать о

ком-то, помимо Него, и о чем-то, помимо Его любви. Его оскорбляет отвлечение ума

— похотствование мысли. Смысл молитвы: объяснение в любви, плач о том, что нет

любви. Целый день ходить и объясняться Ему в любви — литургией, служением

ближним... Больше ничего нет вообще!..

Господь у меня отнял то, что закрывает Его любовь. Лада, рожаницы,..

“Криминальная история церкви”, Порфирий, Цельс, отцы каппадокийцы... Ничего

этого нет. Нет христианства! Мираж, мыльный пузырь. Есть только Господь и Божия

Матерь. Есть одно Евангелие — Пресвятой Девы, поскольку Она одна знает, как Он

хочет быть любимым нами, и как мы должны Его любить.

Никто не знает о Его любви! Дьявол поставил столько сетей, ловушек и покрыл ими

весь мир, для того чтобы увести от его любви. И Евангелие совершенно запечатано.

Если бы мы научились читать Евангелие Ее очами, не было бы ни блуда, ни пустоты

ума, ни маразма, ни прострации... С какою нежностью прижимал бы подвижник

Евангелие к сердцу.

Я спасаюсь от того, чтобы не сойти с ума — единственно любовью ко Господу. Она

меня наполняет, и ничего больше не нужно. Пока я люблю Спасителя, я хожу, как

отцы, в облаке. Я могу пройти сквозь море и ничего не боюсь. Я питаюсь

сокровенной манной свыше и пью из камня Христова...

...А хотя бы удостоил юродства, статуса вопиющего в пустыне, ходящего в темной

пещере, проповедующего среди глухих или светящего для слепых... Христианство

есть проповедь среди слепоглухонемых, которые слышат сердцем. Но может быть не

надо и говорить тогда, если слышит сердце? Нет, надо — но не затем, чтобы

услышали речь, но чтобы передались вибрации сердечные. Внешнее только повод к

возбуждению внутренней молитвенной энергии, импульс к диалогу.

У нас есть одно единственное право: писать дневник ко Господу. Евангелие — Его

сокровенный дневник душе-невесте, оставленный, чтобы не было ей так одиноко и

тоскливо помнить Его голос. Евангелие — Его дневник, хотя