Всеслав Соло

Астральное тело - 2. Изида или врата Святилища (Ч

моих! Вам

понравились?

-- Еще бы, -- заискивающе поддакнул я, -- вы настоящий

поэт.

-- Вы мои мысли читаете, -- обрадовался газетчик, -- тут

недавно ко мне подходил мой знакомый, роман, говорит, издал, я

ему так и сказал, как его там звали... фамилия у него дурацкая,

а, Палецкий, так вот я ему так и сказал: Ну, роман каждый

Палецкий может написать, а вот шесть Стихотворений, --

выразительно подчеркнул слово стихотворений Золотов, -- не

каждый может опубликовать.

-- Да, это точно, вы правы, -- быстренько подтвердил я и

принял серьезный вид, боясь, что Золотов усечет мою

неискренность, потому что глаза у него были очень прожорливые

по отношению к своей славе, а значит могли не упустить,

подсмотреть мимолетные штрихи моего лица, означающие мое

истинное отношение к так называемой поэзии этого газетчика.

Хотя астральная шайка вряд ли могла ошибиться в

оправданности выбора своей жертвы, но мне все-таки не думалось,

что этот тип Золотов и в самом деле может составить в

перспективе авангард литературы.

Но он же сейчас остановлен, уничтожен, -- отвечал я

себе, чтобы не столь уж поддаваться своим столь чувствительным

взглядам на этого человека в предоставленной мне данности. Но

жизнь, она гораздо неожиданнее, чем предполагаем мы, и если

смахнуть со стола крошки, то обнаружится, на первый взгляд,

замысловатая, но если присмотреться, логичная ее структура,

клеенчатый рисунок.

-- Послушайте, вы мне нравитесь! Я здесь недалеко живу,

пойдемте ко мне, выпьем по чашечке кофе, -- предложил Золотов

мне.

-- А что, я не против, -- сразу же согласился я, логика

жизни начинала оправдывать себя, подтверждать свое незримое

существование.

-- Все, -- сказал Золотов, -- ну их на хер, эти газеты. --

И он нагнулся к своим ногам, подхватил черный обтрепанный

портфель и ловко метнул в его нутро остаток нереализованного

товара, затем он защелкнул портфель, подхватил его под мышку,

ибо ручек не было, и добавил: -- Ну что, идем? -- Я готов, --

оживился и я, и мы задорно зашагали в гости к Золотову. Дорога

была мне знакома, тогда, в Астрале, следуя за Золотовым по

пятам в надежде быть понятым, я хорошо запомнил ее.

Газетчик жил в нескольких минутах хотьбы от Центрального

рынка, не доходя до Братского переулка, и мы с ним

действительно шагали в ногу, как братья.

Дома Золотов предложил мне присесть на все тот же диван,

ведомый мне по Астралу, с кулачищами выпрыгивающих пружин под

шелушащейся обивкой, и предложил чаю, ибо кофе не оказалось:

Золотов много перетряс банок и, наконец, из одной из них, хотя

они все были из-под кофе, просыпались чайные крошки, и по всей

комнате теперь валялись пустые разноцветные банки.

-- А я недавно женился, -- осведомил меня стихотворец, --

замечательная баба, правда, немножко горбатая, но я не смотрю

на это, у нее душа прямая, -- расхохотался Золотов. -- Мы не

расписывались, но все равно живем, не убегаем друг от друга,

скоро она явится, и вы познакомитесь, только, пожалуйста, --

перешел на шепот Золотов, -- вы с ней поаккуратнее.

-- А что? -- тоже прошептал я, недоумевая.

-- Ведьма, -- сказал Золотов и добавил, -- страшная.

-- В каком смысле ведьма?

-- В самом прямом.

-- Да ну?

-- Я вам говорю!.. С мертвецами, -- негромко сказал

стихотворец и огляделся по сторонам, -- общается.

-- Да уж, у вас не только стихи необычные, но и окружение

тоже, -- хвалебно сказал я, и Золотову это понравилось.

-- А вы как думали, иначе я бы никогда не написал эти

шесть стихотворений, правда,в последнее время мне что-то не

пишется, -- погрустневши, определился он и протянул мне чай в

замусоленной чашке без блюдца. -- Сахара нет, -- добавил

газетчик, -- вчера кончился. Может, сейчас Ветистова притащит.

-- А Ветистова это кто? -- переспросил я, гадливо

пригубливая чай, но делая это незаметно, чтобы не насторожить

хозяина, не оттолкнуть его расположенность ко мне. Роль

откровенного почитателя всегда сложнее роли критика.

-- Как, вы не знаете, кто такая Ветистова?

-- Нет, -- отрицательно покачал я головой.

-- Да это же она самая.

-- Кто?

-- Моя жена, а я разве вам не сказал об этом?

-- Нет. То, что у вас есть жена, вы упомянули, но что