Всеслав Соло

Астральное тело - 2. Изида или врата Святилища (Ч

И переглядываются

вдали

Все звезды,

как глаза аудитории...

Я стоял теперь на астральной поверхности Земли, где-то на

берегу неведомого мне моря, да я и не хотел знать его имени!

Стоял и распахнуто созерцал доступные мне, в любой самый

крохотный или самый взглыбленный момент времени, звезды, стоял,

опираясь на свои размышления, и целая пучина моих чувств, с

глубинами и отмелями, ласкалась у моих ног. А Луна была какая

прекрасная!

Тогда... когда я посвящал ей стихи. Сейчас же я могу, если

мне это понадобится, дойти даже до горизонта и осмотреть его

как обычный предмет. Боже!

Как же мне мечталось и хотелось раньше, но теперь...

Удивляются мои удивления, где-то в стороне, поодаль, они

больше не ожидают меня. Я подарил им судьбу, я породил и

воспитал их, и я им больше не нужен и они мне. Им не понять

меня, потому что я сам порожден удивлением, сам удивление, и

мне стало скучно, а мои, такие осамостоятельнившиеся, удивления

ныне обездивились, они, как и я прежде, -- хотят и мечтают. А я

лишь завидую им!

Потому что есть им чему удивляться...

Поздно... И хотелось бы, да не вернешь обласканность

обратно. И как бы я сейчас проорал на всю планету Земля: не

притрагивайтесь ни к чему, люди! Не касайтесь ничего на свете!

Не обласкивайте -- не привыкайте к удивлениям, пусть они будут

и будете вы. К чему делать удивления насчастными, как, впрочем,

делают несчастными нас они. Но никогда и никто не внемлет моему

крику, и правильно сделает, потому что... всегда так будет:

что-то порождает что-то. Кто-то перестает мыслить нами, и тогда

мы начинаем... мыслить удивлениями...

Неожиданно вспомнилось мне о Корщикове...

Раньше я лишь помышлял о встрече с ним, а тут, после моего

первого, отчаянного контакта с Юрой на Земле, когда я так

внезапно побывал в планетной обители человека -- физическом

теле -- и на самом изломе сдержанности удалился обратно в

просторы невозмутимого ожидания, когда я снова, у вселенского

микрофона Луны сейчас поразмышлял о своей вседоступности и

проникновенности во все, мне безумно, неуправляемо одержимо

захотелось во что бы то ни стало испытать неповторимое

торжество удивления!

... И я, абсолютно без колебаний, как сплошной поток

устремленности, обратился в глубинный полет, в космос. Я

уносился без управления, и лишь только цель -- увидеть Сашу

Корщикова, как бесповоротная Вера, остановилась во мне в это

бесконечное мгновение. Я словно первратился в плоскатика,

которому никак нельзя было обернуться назад, да и некому было

оборачиваться, плоскатик не имеет объема; я, как зеркальная

поверхность -- отражал свою цель, и все...

И тут вспыхнула в зеркальном переди, в отраженном

пространстве Вселенной, среди космических иероглифов созвездий,

как ослепительный тоннель, разрастающийся во все мое

беспре-дельное видение, звезда. И в следующее мгновение я

почувствовал, что начал таять, растворяться в ее чувствительно

чистом свете. И тут..

Ослепительный свет словно ожил, самостоятельно отслоился

от меня, и мы зависли неподалеку друг от друга...

Неожиданно, отрезанный черным бездоньем космоса, в котором

парил невесомо я, свет обратился в мириады красочно мерцающих

квадратиков, они ужимались и разрастались, суетливо кишели. И

вот...

Квадратики растворились. А на их месте возникло вселенское

видение: облокотившись на покатую поверхность массивного

деревянного стола, сидел в пристальном чтении человек, спиною

ко мне, под ним будто разрастался резными виноградными лозами

стул и зеркалился пол из небесно-голубого мрамора, а книга, на

страницах которой построчно пробегали его глаза -- едва уловимо

человек покачивал головою -- книга нежно светилась, искорки

висели над нею, перламутровыми переливами сиял переплет. И

все...

И вокруг светоносная пустота...

Смутно я начинал узнавать читающего. Какое-то время моя

догадка стояла рядом, но почему-то не решалась открыться.

Наконец...

Корщиков!.. -- неудержимо взмыслил я.

-- Саша, -- позвал я учителя.

Человек медленно полуповернул ко мне свое лицо, несколько

озадаченных мгновений молчал, потом, так ничего и не ответив,

отвернулся, поднял правую руку и обратил ее раскрытую ладонь, с

раздвинутыми пальцами, в мою сторону, как бы останавливая тем