Всеслав Соло

Астральное тело - 2. Изида или врата Святилища (Ч

физических, плотных очертаний

земли, а не довольствоваться надоедливо-доступным:

пластилиновостью и гармоничным простором Астрала!

Сабине в это время снился удивительный сон!

Девочка ласкала мамины груди, целовала их и потихонечку,

наслаждаясь, отсасывала из них молоко, которое покапывало у нее

с розового подбородка на колени. Обе они, мама и дочь,

блаженствовали, были голенькие, нежились и целовались...

Не знаю, что руководило мною, но я, будто погибающий от

неистощимого голода, увидевший спасительную монету, кинулся к

земному телу моей дочери!

На несколько секунд я остановился возле этого тела, и у

меня промелькнули стихи, которые когда-то пытался я посвятить

Викиной дочери, но так и не окончил их:

Девочка-кокетка

На велосипеде,

Будто бы конфетка,-

Крошка -- мятный ветер!

Крохотные дали

Привлекают девочку,

Колесо педалят

Ножки, словно белочки!..

Стоп, -- попытался я сказать себе внутренним всплеском

воли, но мои отчаянные барьеры нравственности и самообладания

рушились...

Сабина была еще несмышлена и не умела контролировать

неосознанно во время сновидения свое земное тело. Желание

пожирало меня!

Сгусток моих чувств вибрировал и грозил мне таким

уплотнением, что меня смогли бы тогда увидеть, как призрак на

физическом плане!

Этого допустить никак нельзя. Оставалось выбрать что-то

одно: либо вернуться в безвременность Астрала, либо войти в

тело, в земное тело моей дочери!

Наконец, секунды колебания остановились. И я, о Боже,

вошел в земное тело малютки!

Теперь это уже был сон, астральный сон, ибо, для того

чтобы обладать земным телом, надо уснуть в Астрале или хотя бы

вздремнуть!

Желания и чувства -- это всегда проявления воли. И вот мои

желания и чувства отчетливо улеглись в размеры детского тела.

Пока моя дочь невинно обвораживалась сном, я, словно маньяк,

пошевелил кончиками своей воли и силою поднял земное тело

девочки с раскладушки и открыл ее глаза!

Теперь я резко видел, как раньше, физический мир! И меня в

первую же секунду обдало тоской, страшным чувством потерянности

чего-то самого что ни на есть близкого и дорогого. В следующее

мгновение Сабина, а точнее ее земное тело, руководимое мною, с

одержимо взрослым выражением лица твердо зашагало за ширму!

Тело! -- ударила меня мысль. -- Мое тело! Я так

соскучился по нему! -- вслух сказала крохотная девочка,

сказала без каких-либо погрешностей в произношении, сказала

так, что если бы кто-нибудь мог услышать это, он неминуемо бы

испугался. Тело моей дочери было до такой степени тесным для

меня, что казалось, оно -- вот-вот растрескается!

Я шагал слабенькими ножками, делая эти крохотные шаги,

будто играл в карманные, величиной со спичечный коробок

шахматы!

Я все время боялся сделать что-нибудь не так, какую-нибудь

неловкость, непростительное, необдуманное резкое движение: ведь

мое воображение не было так сковано во взмысленности, в такие

маленькие рамки. По своему жизненному опыту я был взрослым

человеком, мужчиной, и все мои движения, освоенные за долгую

жизнь, никак нельзя было полностью перенести на неуклюжее

тельце дочери. Я не знал, а это являлось особенно грустным и

вызывало особую настороженность, не знал я самого главного,

пределов этого земного тельца, и, что еще важнее, я и не

чувствовал их!

Да! В том-то и состоял риск овладения чужим челом, а тем

более телом маленького ребенка, что никакой боли не ощущаешь в

нем!

И потому шагал я хотя и уверенно, но достаточно

настороженно. Достаточно было сделать один неверный шаг, в

полном объеме взрослого человека, и я незамедлительно бы

натворил бед, и, возможно, непоправимых!

Эти маленькие ножки!

Связки, сухожилия могли, попросту говоря, порваться, в

любой момент могла бы хрустнуть какая-нибудь, еще такая

молочная, косточка!

Нет! Не дай Бог! И потому я хотя и шагал одержимо, но

какое-то усилие, островок нравственности, так же одержимо

помнили об ответственности!.. Ну вот, я стоял у изголовья

своего земного тела, сосредоточенно всматривался в свое,

казавшееся безжизненным, заостренное лицо. Муть ожесточенности